И не осталось никого

— Операция была назначена на девять, — сказал она. — Доктор был готов и ждал ее. Они звонили ей на работу и звонили домой. Голос у медсестры был весьма раздраженный. Она хотела знать, на когда мне теперь назначить операцию.

Вот что нужно делать, вот где нужно быть

В ночь перед операцией у нее нет никаких деловых обедов, никаких церемоний награждения, никаких межкорпоративных бизнес-вечеринок. Она садится на заднее сиденье такси, и план рождается в ее голове экспромтом — она говорит водителю, чтобы ехал по Внутреннему кругу. Она воображает себе диван, двух своих котов, какой-нибудь деликатес, заказанный на дом, и припасенную бутылочку вина. В больнице просили ничего не есть за двадцать четыре часа? Но она воспользуется последней возможностью прилично поесть, которой потом у нее не будет бог знает сколько.

Она не взяла домой никакой работы, сегодня не взяла, потому что неправильно было бы провести этот вечер за работой. Но когда у нее нет работы, даже по дороге домой в такси она начинает испытывать раздражение. К счастью, ехать недолго. Она расплачивается с водителем и выходит из машины перед многоквартирным домом, где живет на последнем этаже в квартире, окна которой выходят на береговую кромку озера Мичиган.

Консьерж стоит в холле, они обмениваются приветствиями, и она направляется к лифту. Войдя в квартиру, она вешает ключ на крючок у двери и скидывает туфлю. Потом скидывает вторую и, держа обе туфли в руке, идет по коридору туда, где лежит ее пижама. Надевает пижаму — вот теперь хорошо. Вот где нужно быть, говорит она себе, в своей квартире, а надевая розовые больничные брюки и вязаную курточку на молнии, думает: вот что нужно делать.

На кухонном столе она наливает стакан вина и размышляет о прошедшем дне — не может удержаться. С Крисом Йопом случилась истерика, когда она сообщила ему новость. Если бы Мартин был здесь, она сказала бы ему: взрослый мужчина плачет! Ты стал бы плакать? Конечно нет! Дай-ка я тебе скажу кое-что. Мне кажется, я закалилась так, что никакие эмоции меня не трогают. Он плачет? Меня это ни чуточки не волнует. Хочешь знать, когда я начинаю что-то чувствовать? Когда человек мне говорит: Линн, работать с вами было таким наслаждением, и я понимаю, что вы делаете то, что не можете не делать, — вот кому я сочувствую. Эти люди такие ничтожества. Взрослый мужчина разражается слезами? Ну уж нет. А ты послушай, что я тебе еще скажу! Час спустя он появляется на совещании. Я вхожу. — он сидит в моем кабинете. Я ему сказала: Крис, вы должны уйти. Господь свидетель, я не могу допустить, чтобы они тут ошивались!

Постой, она что, произнесла это, последнее, вслух? Один из котов смотрит на нее с пола. Или это просто голодный взгляд? Она напоминает себе — на самом деле Мартина тут нет, Линн.

«Но ты-то есть, правда, Пятница?» — говорит она и наклоняется, чтобы погладить кота по черной шерстке.

Кот выгибает спину и просит еще.

«Ты есть, — говорит она, — и я есть, а он никому не нужен, правда?»

Она выпрямляется, отхлебывает еще вина. Нет, вы посмотрите на эти стулья! Целых четыре стула у кухонного стола. Зачем мне нужны четыре стула? Важно, чтобы она ничего не предугадывала теперь, когда она дома. Она дома, у нее есть все, что нужно. Прекрати думать, прекрати думать, прекрати думать.

Она спрашивает себя, где сейчас может быть Мартин. На работе? Который теперь час? Без четверти семь, конечно, он на работе. Прекрати думать. Он еще несколько часов будет на работе. Прекрати. А вот Линн Мейсон сегодня рано слиняла. Два очень важных потенциальных заказа, абсолютно необходимых для будущего существования агентства, и стратегии по обоим необходимо продумать совместно с отделом по работе с клиентами, но Линн ушла из офиса рано, чтобы побыть со своими котами и расслабиться вечером перед операцией, потыкать пульт телевизора, пораньше лечь в постель и выспаться хорошенько. Что может быть лучше, желаннее этого? Не думай о Мартине. А если не получается, вспомни Мартина на работе. Сидит себе за рабочим столом, брюзгливый, пропитанный накопившимися за день запахами, погруженный в рутину какого-нибудь юридического занудства. Только подумай, каким нежелательным было бы теперь его общество. Как она могла хотеть этого, когда у нее тут столько всего — скоро должны привезти еду из китайского ресторана, и к тому же она может выбирать из такого множества стульев.