— Ушел к другой женщине через несколько лет после свадьбы.
Ну вот. Вот! Мужчины все и во все времена одинаковы! Господи, как же надо задеть человека, чтобы через многие-многие десятилетия в голосе звучала такая обида!
Спрашивать, как это произошло, было неловко. Ничего не ответить — вроде бы, тоже. Лиза промямлила что-то невразумительное, в том плане, что да, мол, в жизни всякое случается…
Елизавета Николаевна на этот замечание не прореагировала, склонив голову, смотрела куда-то вниз невидящим взором. О чем думала? Вспоминала мужа? Какие-то подробности их недолгой семейной жизни? А может быть, просто вздремнула с открытыми глазами? У стариков такое бывает. Странно, что она тоже когда-то была молодой. Очищая луковицу, Лиза исподволь рассматривала старуху. Неужели эти сухие морщинистые руки с вздутыми венами были когда-то белыми и нежными? А надтреснутый старческий голос — чистым и звонким? Как-то она обмолвилась, что неплохо пела. В другой раз рассказывала, что когда в их доме — надо же, в этом самом доме! — собирались гости, отец, случалось, звал ее в гостиную — в ту самую комнату, которую они с Таськой ремонтировали! — и они вместе с ним исполняли русские романсы под аккомпанемент рояля. Быть Лизоньке певицей, говорила иногда тетка, сестра отца, учившая ее музыке. Сама она закончила Московскую консерваторию по классу рояля. Елизавета Николаевна тоже хотела стать пианисткой. Но ей повезло меньше, чем тетке. Ни консерватории не было в ее жизни, ни семьи, ни детей. Жестоко обошлась с этой женщиной жизнь! А она еще говорит, что ей жаловаться грех, повезло, осталась жива в век, когда войны, смерть и болезни косили людей сплошь и рядом. Елизавета Николаевна потеряла почти всех родных и близких. Но не лучше было бы, если бы она ушла вместе с ними, а не просыпалась каждое утро и не проводила день за днем в глубоком одиночестве?
— Мы недолго прожили, — внезапно встрепенулась Елизавета Николаевна, вдруг возвращаясь к давно прерванному разговору.
Тихим голосом, с длительными остановками, начала рассказывать о муже. Он был старше ее и значительно образованнее. Мечтал в юности стать художником, так как очень любил рисовать, но родители воспротивились. Это было несолидно. Мальчик из состоятельной и уважаемой семьи должен был получить хорошую профессию. По настоянию отца он поступил в университет и стал инженером, но рисовать не бросил. И хотя из-за работы особенно и некогда было, постоянно делал какие-то наброски и зарисовки. После него осталось несколько папок, набитых рисунками, кое-что до сих пор хранится у Елизаветы Николаевны. В тридцатых он серьезно заболел и вынужден был оставить работу. Чтобы занять себя, вернулся к своему давнему увлечению. Достал сохранившиеся с довоенной поры краски и кисти, и стал копировать висевшие в доме картины. Тридцатые годы. Наверное, хотел забыть о том, что творится за стенами дома, подумала Лиза.
— Кто-то рассказал ему об открывшейся художественной студии в одном из частных домов на Льва Толстого, — снова после некоторого молчания, продолжила Елизавета Николаевна. — Он отправился туда посмотреть, чем там занимаются. Когда вернулся, сказал, что познакомился с несколькими талантливыми людьми. Было это осенью.
Он звал ее с собой. Там интересно, почему бы тебе не пойти тоже? В самом деле, почему? Потом она часто спрашивала себя, почему она тогда не пошла? Если бы пошла, возможно, жизнь ее в дальнейшем сложилась бы по-иному. Она, сама того не зная, оказалась на одном из жизненных перекрестков, где человек волен сделать выбор. У нее был выбор, идти с ним в эту студию или оставаться дома. Она не была так образованна как он, и не очень разбиралась в живописи. Да и не было у нее настроения ходить куда-то вечерами после рабочего дня. Она давала уроки музыки и возвращалась домой в состоянии крайней усталости. То были не очень сытные годы, сил было мало. Надо было исхитриться приготовить ужин, почти не имея продуктов. Няня болела. И Елизавета Николаевна не пошла, а он пошел туда во второй раз и в третий. Потом стал посещать эту студию на дому регулярно. Носил на обсуждение свои работы. Случалось, и к ним домой приводил новых друзей. Дом построен очень удачно, когда светит солнце, он вбирает в себя солнечное тепло даже зимой. Гости обычно рассаживались в детской, в самой теплой комнате, пили чай и много говорили, иногда работали. Что заставляло их рисовать в те тяжелые, годы? Голодные, они спорили об искусстве.
— Он все собирался написать большую, как он говорил, настоящую картину. Полотно для гостиной. Но так и не написал. Ушел.
Это случилось через несколько месяцев после того, как он начал посещать студию. Елизавета Николаевна заметила, что муж изменился, но ей и в голову не приходило — отчего он стал другим. Она была очень молодой и наивной. Неискушенной в амурных делах. Рано вышла замуж.