И нет тебя дороже

Когда Новый год, наконец, встретили, когда на стол окончательно утратил свой праздничный вид, а стрелки часов перевалили далеко за полночь, они сели в такси. Лариса должна была отвезти Джованни в гостиницу, а потом, на той же машине отправиться домой. Но после тесных объятий в машине, весь ее здравый смысл куда-то испарился. Когда такси остановилось около гостиницы, она вместо того, чтобы распрощаться с Джованни до завтра, тоже зачем-то выбралась из машины. И, также вдруг, ни о чем не думая, вошла следом за ним в гостиницу. Точнее, он ее за руку ввел в холл. Удивительно, но их никто не остановил, не задал обязательного в таких случаях вопроса: девушка, а вы куда? Дежуривший в холле портье смотрел новогодний концерт по телевизору и даже не взглянул в их сторону. А дежурной на этаже вообще за столиком не оказалось. Тоже, наверное, новый год встречала в какой-нибудь теплой компании обслуживающего персонала. Только поэтому Лариса и оказалась в номере Джованни. А потом и в его кровати. Он начал ее раздевать, бормоча что-то по-итальянски. Наверное, дело зашло бы очень далеко, если бы не внезапный звонок папочки. Который поинтересовался, где она бродит посреди ночи, а потом тоном, не терпящим возражений приказал ехать домой. Немедленно. После этого звонка они оба пришли в себя — и она, и Джованни. Джованни, похоже, даже немного испугался, услышав голос отца по телефону. И почему-то начал извиняться. А она вдруг подумала о том, как будет утром из номера Джованни выбираться и на что это будет похоже… Одевшись, снова спустились вниз, вышли к стоянке. Через полчаса Лариса уже была дома. Настолько измотанная и уставшая, что даже сердиться на родителей у нее не было сил.

Сегодня она заедет за Джованни и…

В дверь заглянула мама.

— Спишь, соня?

— Давно уже нет.

— Тогда почему не встаешь?

— А сколько времени?

— Начало одиннадцатого.

В самом деле, пора вставать. Они договорились с Джованни встретиться в двенадцать. А еще нужно привести себя в порядок. Душ принять, накраситься…

Они провели вместе всего три дня, но Ларисе кажется, что она знает Джованни уже целую вечность. Ей все в нем нравится, и его угловатость и его непосредственность, и умение всему радоваться. Он от всего приходил в восторг — от старых улиц, по которым они гуляли в день его прибытия, от Ларисы, от ее семьи, от папиного ресторана. Совсем не умел скрывать своих чувств. А какие слова он шептал ей на ухо, мешая три языка, превращая их в единый любовный лепет — никогда ей никто такого еще в жизни не говорил.

— Приглашай его к нам на ужин, — сказала мама, когда натянув халат и кое-как умывшись, Лариса явилась на кухню. — Чего по улицам бродить? Ему здесь холодно, наверное, с непривычки. Человек южный. Я пельмени сварю.

— Нашла чем удивить, — пробормотала Лариса, с тихим отвращением глядя на стоявшую перед ней тарелку с овсянкой. — У них в Италии тесто обычное дело.

Она маму насквозь видела. Той не терпелось посмотреть вблизи на итальянца, который вместо того, чтобы провести праздники дома, вдруг посреди зимы прикатил в гости к ее дочери. Любопытство съедало. Но с другой стороны, и в самом деле, почему бы и не пригласить? Ну, пройдутся они по центру после того, как Лариса встретит его у гостиницы. Ну, выпьют где-нибудь кофе. А дальше что? Кино его вряд ли заинтересует. В музеи или на выставку какую-нибудь тоже не поведешь, праздничный день, сегодня все, кроме кафе и ресторанов, закрыто. Идти и в самом деле некуда. А если еще и холодно будет…

— Хорошо, — сказала Лариса. — Только пельменей на ужин не надо. Есть у них пельмени, равиоли называются. Лучше сделай свои фирменные салаты.

— С салатами не получится, их долго делать, а мы с Натулей к двенадцати на елку едем во Дворец профсоюзов. На обратном пути — к бабушке, так что вернемся не раньше пяти. Да, забыла сказать, — спохватилась мама. — Тебе Инна звонила.