И ни на одно мгновение дольше

– Да я и так всю жизнь прямо. Иногда даже напролом. Но одно дело, когда только за себя решаешь… А если от твоего решения людские жизни зависят, то страшно становится.

– А может дать им возможность самим решать? И самим отвечать?

– Это на словах все так просто. Чаще всего это просто отговорка тех, кому плевать на людей. Мол, вот вам свобода, а дальше как хотите. «Ты, Лексей, не медаль на шее, так что иди-ка ты в люди, сам деньги зарабатывать». А где им здесь зарабатывать? – возмущенно сказала она, будто что-то доказывая Павлу.

– Мне вчера один хороший парень сказал, что ваш колхоз выкупить хотят.

– Да уж, налетели как стервятники. И торгаши, и чиновники, и банкиры. Со всех сторон. Недавно на озере ваши земляки москвичи пропали, так они тоже сюда приезжали не только рыбу ловить.

Он вспомнил вчерашний разговор с Романом. Его непонятные, смешные и пафосные слова и решил, что они здесь, в глухом краю, наверное от скуки сильно преувеличивают свое значение.

– Я слышал, только ничего не понял, – глубоко и часто дыша ответил Павел. – Кому и зачем вы нужны? Что здесь заработаешь?

– Мне тоже это не до конца понятно. Наверное, им наш лес покоя не дает.

– Какой лес?

– Колхозный. По всей округе тот, что был, уже почти весь вырубили. Остался только наш.

– А что, у вас и лес свой есть?

– Конечно. И роща эта и еще вокруг километров на пятьдесят во все стороны. Все наше. Еще при коммунистах леспромхоз с колхозом объединили. А в девяностых леса здесь полно было и нас не тронули. Тогда им казалось, что можно еще лет сто воровать. Но аппетиты выросли, а лес кончился. Про нас и вспомнили, – она остановилась, чтобы передохнуть. – С каких только сторон к нам не подбирались, чтобы его забрать. И через суд пытались, и бандитов подсылали, и деньги сулили огромные.

– Ну так может и правда продать, а деньги поделить? Пусть каждый сам решает, как с ними поступить.

– Да у людей через пару месяцев от этих денег ничего не останется. Как с ваучерами, помните? Кто поумнее уедет. Те деньги хотя бы на переезд потратит. А большинство на ерунду. Смартфоны, машины… Да или вообще пропьют.

– Ну и хорошо. Пусть сами решают. Что вы за них беспокоитесь?

– У вас дети есть? – неожиданно перевала разговор Анастасия Владимировна.

– Нет.

– А у меня дочь. Тоже сама все решает. Только что-то пока не очень успешно. Сегодня из Москвы возвращается.

– Я думаю, что не надо пытаться тащить всех, – произнес Павел, оглядываясь, где можно присесть. – Пробовали же при Советском Союзе. Не получилось. Пусть делают что хотят, – сказал он и устало опустился на ствол упавшего дерева. – А кто не способен – так законы эволюции не изменишь.

– Выживет сильнейший? – спросила женщина, с иронией глядя на него. – А для остальных есть водка и боярышник? Ну уж нет! Пока я здесь, этого не будет, – в ее голосе появилась решительность и жесткость. – Люди не виноваты. Им целыми днями из каждого утюга сказки рассказывают, а они здесь доверчивые, не понимают, что из телевизора тоже можно вот так просто обманывать. Вы же наверняка помните: мы в ответе за тех…

– Да бросьте вы, Анастасия Владимировна, – прервал ее Павел. Он сильно устал. Его подташнивало. Ноги были будто чужие. – Я сейчас в лодке слушал этого… Который меня привез. Знали бы, что он о вас думает. У него одно на уме: как украсть то, что плохо лежит. И таких большинство.

Павел Петрович попробовал расправить плечи, чтобы глубже вздохнуть, но не получилось, в груди что-то сильно кольнуло. Сердце билось часто и с большими перебоями. Стало страшно. Он подумал, что зря сегодня полез на самую вершину. Опять захотел покрасоваться перед женщиной, будто вчерашний случай ничему не научил.

– Вы меня извините, но эти разговоры про маленького принца годятся только для сайтов состарившихся одноклассников, – раздраженно возразил Павел и попробовали еще раз глубоко вздохнуть, не взирая на боль в груди. – Чем слабее потенция, тем крепче нравственность, – он попробовал пошутить. – Я хорошо помню, как в перестройку все на митинги бегали. Ну вот и получили. У каждой медали есть две стороны. Теперь каждый сам за себя.

– Да так сделать проще всего, – не обидевшись, ответила женщина. – Но дело не только в том, что люди о тебе подумают, главное в том, что ты сама о себе думать будешь. Хотя…

Анастасия Владимировна присела рядом с Павлом. Она сама часто думала о том же, что сейчас сказал этот москвич. Да и сегодня приехала сюда для того, чтобы понять, готова ли она продолжать борьбу за этот лес, за колхоз. Нужно ли это кому-то кроме нее? Или, может, и правда бросить все это и уехать туда, где теплее…

– У меня тоже иногда руки опускаются. Но как представлю новые пеньки на месте этой рощи…

– У нас скоро от всей страны одни пеньки останутся. Кто же виноват? Сами же тысячу лет ее создавали. Что построили, то и имеем.

– Если точнее – мы построили то, что теперь нас имеет, – с грустной улыбкой уточнила женщина.