И ничего не надо, кроме моря (СИ)

— Говорите за себя! Я видел ваш флаг, пока вы не сменили его прямо в море… И с каких это пор Испания…

— Думаете, мы будем терпеть постоянные грабежи от благородных рыцарей с севера? — этот человек всё ещё улыбался, но теперь одними губами, глядя на отца и только на отца. Это у капитана «Ланселота» болит нога или он оступился под чужим взглядом? — Нет уж, господа. К тому же, вы затеяли двойной обман и религиозное вмешательство… Чужих шпионов вешаете, а сами не лучше.

— Вы взываете к милосердию? — не поверил отец.

— Какой ужас, — пират поморщился и перебросил шпагу в левую руку. — Не оскорбляйте меня. Вы и так попытались…

Отец молча выставил вперёд шпагу. Это был вызов.

Дикон одновременно хотел и не хотел вмешаться, но он занял очень удобную позицию под мачтой — сзади не видно, зато он ближе всех к капитану и сможет, если что, ему помочь! Он не хотел думать о том, что корабль они уже проиграли, ведь почти никого не осталось, только Наль… Полноватый для матроса парнишка, ненамного старше самого Дикона… Зачем он сюда бежит? Неужели увидел его?

— Капитан!

Бой обещал быть неравным, хотя выглядел поначалу странно — отец чрезмерно осторожничал, то ли вынашивая план, то ли из-за ноги, пирату было откровенно скучно, он почти не двигался, шевеля только кистью — и этого хватало, чтобы отводить редкие прощупывающие выпады соперника. Наля как будто никто не заметил.

— Капитан, я один остался, я помогу вам, — запыхавшись, заверил отца матрос. Дикону хотелось выскочить и закричать, но места на корме почти не осталось — с тремя-то бойцами. — Одна голова — хорошо…

Что сейчас произошло?! Пока он глазел на своих, испанец каким-то издевательски грациозным движением поднырнул под шпагу Эгмонта и в плавном прыжке оказался за спиной Наля.

— А без неё — ещё лучше, — ухмыльнулся он и нанёс удар. Дикон не закричал только потому, что замёрз и не смог раскрыть рта. И этого друга больше нет…

Сражение напоминало дурную театральную постановку. Отцу было всё тяжелее держать себя в руках, на его глазах уничтожили весь экипаж… Поэтому он стал резче и нерасчетливее, но сноровки от этого не потерял. Другое дело — его соперник: Дикону казалось, что он одновременно рассеян и максимально сосредоточен на игре. Чем ближе они сходились, тем громче звенели шпаги, когда кружили по влажной палубе, не боясь поскользнуться, прощупывали друг друга взглядами, ловя малейшее движение кончиком клинка.

Мальчик не выдержал и закричал — что-то непонятное, гневное и отчаянное. Ему показалось, что сейчас отец так же лишится головы, как Наль, как остальные… Но вражеская шпага резко изменила курс, и лезвие замедлило свой ход, только рассекло верхнюю губу. Это было изящно и это было мерзко, Дикона никогда не учили унижать соперника перед полным проигрышем, теперь он увидел своими глазами.

Отец пошатнулся — не от боли, от удивления и ярости; его соперник, прости ему, Господи, рассмеялся — люди так не поступают! Живые люди…

— Дерись со мной, мерзавец! — не выдержал капитан «Ланселота» и резко дал вперёд…

— Папа!!!

«Ты же храбрый ребёнок, верно?» — стучало эхом в голове.

Он не храбрый. Он трус, самый настоящий трус и подлец. Надо было выйти раньше и помешать этому поединку! Теперь — поздно, всё поздно… Хотелось упасть на колени и зарыдать, но возненавидел Дикон сильнее. Кровь на груди отца… Солёные капли — на губах, на лице, и это уже не море. Он выхватил шпагу и бросился вперёд.

Как и ожидалось, у него ничего не вышло — разве что удивившись появлению ребёнка, пират одним ленивым жестом отбил его шпагу, и детский клинок покатился по палубе. Мальчик ничего не соображал и ничего не видел, кроме крови отца на руках убийцы. Плохо видя из-за гнева, страха и слёз, Дикон кинулся вперёд безоружным, с одними кулаками, но сил почти не осталось, и его хватило только на то, чтобы попытаться поколотить врага… Конечно, пиратскому капитану его кулаки — что комариные укусы, но это всё, что удалось сделать. Из-за пазухи выпало Священное Писание и шлёпнулось на мокрые доски.

— Я в-вас убью!.. — через рыдания выкрикнул Дикон. Он продолжал колотить и драться, как мог, и его не останавливали. — Уб-бью… клянусь… именем Господа…

— Странно, что не отца, — послышалось в ответ. — Хуан!

— Да.

— Откуда здесь ребёнок?

— Капитанский сын, — а этот голос он узнал… Так говорили с отцом за дверью каюты. — Должен был остаться на суше. Убить?

— Зачем же убить, юноша явно желает драться.

Они перешли на свой язык, и Дикон перестал понимать, медленно рухнул на колени и уставился перед собой. Кровь отца. Он лежит сзади, сил обернуться нет… Шпага отца. Священное Писание, тоже отца. Раскрылось на странице о милосердии, всепрощении и любви. Как бы не так… Как бы не так!

— Вы не буд-дете со мной драться, — шмыгнул носом он. — Не б-будете… убьёте и выбросите в море… с остальными!

— Это просьба? — осведомился пират. Дикон поднял голову. Вот чьи глаза он видел в подзорную трубу. Синие, очень синие… так не бывает… Капитан не улыбался.

— Это вызов! — отец сказал бы именно так.