…И никаких версий. Готовится убийство

16

…А вот и Одесса. Уютно-великолепный, предприимчивый и бесшабашный город. Город, который начинается для приезжего с задиристой самодеятельности трамвайной кондукторши, написавшей мелом внутри своего вагона во всю его длину дружеское обращение к «зайцу» — «чтоб ты так доехал, как взял билет!», и кончается на пляже заботливым плакатом: «Граждане, осторожней обращайтесь с солнцем!» Одесса — героическая, прославившаяся храбростью в войну, Одесса — отчаянного презрения к смерти, и — бурливо-веселая, лукавая — все в ней смешалось: и смешное, и трагическое, обыденное и возвышенное, добро и зло, и все было с размахом, широко, как само море у ее ног…

Сотрудники ОБХСС провели в Киеве большую работу, выявляя, по поручению Коваля, покупателей и продавцов женских сапожек особой модели с кустарно наклеенным фирменным ярлыком «Salamander». Им удалось выйти на некоего Григория Потоцкого, часто приезжавшего из Одессы.

Одесситы, в свою очередь, занялись наблюдением за Григорием Владимировичем Потоцким — инженером небольшой проектной организации, подчиненной непосредственно республиканскому министерству. И вскоре они задержали инженера на вокзале с двумя большими чемоданами, в которые уместилось почти сорок пар сапожек. Дознание одесситы должны были проводить вместе с уголовным розыском столицы, и поэтому Коваль сам отправился в командировку…

Фирменный поезд плавно подкатывал к перрону. Дмитрий Иванович через чистое окно сразу заметил старшего лейтенанта Струця, встречавшего его.

Струць уже два дня находился в Одессе. Следственно-оперативной группе, возглавляемой Спиваком, поручили также расследовать и гибель Килины Христофоровой. Поэтому Виктор Кириллович выехал в Одессу, чтобы на месте изучить образ жизни портнихи, ее знакомства, обстановку в семье…

Ночью, лежа без сна на полке, Дмитрий Иванович вспоминал похороны Христофоровой.

…После морозов вдруг наступила оттепель. Снег посерел, захлюпало под колесами машин и ногами пешеходов. Христофорову решено было захоронить в Киеве. На окраинное кладбище ее провожало трое: официальный представитель конторы ритуальных обрядов, старуха соседка Анна Кондратьевна да полковник Коваль, надеявшийся встретить на похоронах кого-нибудь из приятелей или заказчиц погибшей. Однако никто не стоял у морга, из которого выносили Килину Сергеевну, на миг задерживались только случайные прохожие, и Коваль неожиданно для самого себя решил проводить Христофорову на кладбище.

Не приехала из Одессы и дочь Вита, которая накануне появилась у матери и, побыв всего день, снова укатила домой. Как установили коллеги полковника, дочь Христофоровой была снята в Одессе с поезда с сильным кровотечением и отвезена на «скорой помощи» в гинекологическое отделение больницы. В день похорон матери она еще была там и приходила в себя после неудачного подпольного аборта…

Анна Кондратьевна в черном платочке со скорбным выражением лица сидела рядом с Дмитрием Ивановичем в похоронном автобусе и печально глядела на грубо выструганную крышку, закрывавшую гроб.

Живых цветов и венков не было. Время зимнее, да и кто мог их принести! Анна Кондратьевна смастерила из черного лоскутка нечто похожее на цветок. И теперь это единственное приношение лежало на крышке гроба, покачиваясь вместе с ним, и старуха время от времени вскакивала, поправляла цветок, чтобы от тряски не свалился на пол.

Дмитрий Иванович не любил срезанных цветов. Ружене он как-то сказал, что при виде букетов его не оставляет мысль, что красота и нежность их скоро пропадет, они завянут и превратятся в прах, и женщина, зная эту странность Коваля, никогда не требовала от него таких подарков. Он и в своем саду не срезал цветы, оставляя их засыхать на корню. Обычай провожать усопших цветами напоминал ему древний ритуал, когда в могилу воина-вождя отправляли и его жену, рабов, коня… Теперь же, в наш гуманный век, всех их заменили цветами, но и цветы казались ему беззащитными жертвами древнего обычая… И в то далекое время, и сейчас ни у жены, ни у рабов, ни у цветов не было вины, а раз нет вины, то не должно быть и кары…

За окнами автобуса падал мокрый тоскливый снег, лепился к стеклам и превращался в воду, стекавшую струйками… Коваль размышлял о том, что произошло между дочерью и матерью в субботу, что вызвало их ссору, почему оказалась в больнице Вита, кто виновен в этом и нет ли какой-нибудь связи между этими событиями и неожиданной гибелью Килины Сергеевны?

«Двое похорон в течение нескольких дней на моих плечах, — с горечью думал полковник, наблюдая, как покачивается гроб из-за быстрой езды водителя, спешившего отделаться от „невыгодных“ похорон, — не много ли?»

Уютный одесский перрон тихо придвинулся к вагону, двери отворились, и Дмитрий Иванович с удовольствием вдохнул свежий воздух, напоенный запахом моря.

В машине, которая ждала Коваля у вокзала, Струць спросил:

— В гостиницу?

— Оформимся позже, — ответил Коваль. — Я не устал. Поедем в управление…