И.О. Кощея (СИ)

— Дикари! — отмахнулся Ахмед. — Я им своего чая налил, они рожи кривили пока не папробавалы, а потом побежалы к моему зятю в лавку, три мешка купылы!

— Федор Васильевич? — раздалось за спиной.

— О, Олёна? Давай присоединяйся ко мне. Ахмед, еще порцию такого же для моей подруги!

— Вах, для такой красавицы, сичас всё сдэлаем! Сама как пэрсик и кушать пэрсик будет! Только патом после чая, а сичас… — галантный лавочник протянул девушке быстро свёрнутую лепешку с начинкой. — Попробуй, красавица! Килянусь, раз папробуешь, еще тыщу раз ко мне придёшь!

— Да я уже недавно… — начала Олёна, но я перебил:

— Вернёмся домой — всё Михалычу расскажу, как ты тут голодаешь.

Олёна перестала возмущаться и впилась зубками в лепёшку и тут же у неё восторженно округлились глаза:

— М-м-м… Вкусно-то как! Ням! А я и не знала… Теперь всегда сюда ходить буду.

Ахмед счастливый от похвалы уже разливал нам чай в широкие пиалы, а мы, перемигиваясь и мыча от удовольствия, быстро приканчивали вкусное блюдо, которое я никак не мог запомнить по названию.

Напившись чаю с пахлавой и расплатившись с Ахмедом, мы с Олёной неспешно пошли назад на Колокольную площадь дожидаться наших.

— Как у тебя с Никитой дела? — поинтересовался я, когда мы выбрались из базарной толчеи.

— Хорошо, — счастливо улыбнулась девушка и, разломив всё же врученный ей персик, протянула мне половинку. — Только ему таиться приходится и от бабки и от Митьки, да и ото всех сразу, — она вздохнула. — Как дети малые за кустиками и деревьями от чужого глаза прячемся.

— Ну ничего… О, а хороший персик, сладкий!.. Полгодика еще потерпишь и будешь со своим участковым уже открыто встречаться.

— Хорошо бы… — протянула девушка. — Зато у вас с Варей всё ладно получается.

— Да кто его… — протянул я. — Сейчас-то вроде да, всё хорошо. А дальше что делать? Не буду же я вот так же постоянно к ней раз в неделю, а то и в две мотаться? И к нам её не забрать — каково ей во дворце Кощея жить? И мне дворец покидать надолго нельзя… Вот такая грустная неопределенность…

— Ничего, — Олёна погладила меня по руке, — всё наладится.

— Ну, надеюсь. О, смотри — кажется, наши возвращаются!

На площадь, громыхая, въезжала карета посла, и мы поспешили навстречу.

Карета остановилась около дома кожевенника и из неё, к моему удивлению, первым вылез Никита, сыскной воевода, мой старый знакомец и единственный земляк в этом мире. Наскоро пожав мне руку, Никита настороженно завертел головой:

— Пошли в дом, не стоит тут на виду у всех торчать.

Я пожал плечами, как скажете и, подхватив Варю под руку, зашагал внутрь терема. Сразу же нахлынули воспоминания. Вот тут в горнице за большим столом мы обычно проводили наши тактические совещания под неугомонные увещания Михалыча съесть ну хоть еще кусочек. А вот там за дверью, там была моя спальня, которую в последний день операции у меня отобрал Кощей для последнего инструктажа сотрудников Канцелярии. Эх…

Пока я ностальгировал, а Варя с любопытством оглядывалась по сторонам, все собрались в горнице и Кнут Гамсунович, потирая ладони, довольно сказал:

— Ну что, херр Захаров, спешу порадовать вас. Его Величество Горох изволили подписать Указ о открытии первого учебного заведения в Лукошкине для юных жителей в возрасте от семи до двенадцати лет.

— Отлично! А почему только до двенадцати? — удивился я. — У нас до семнадцати лет учатся… А потом еще по желанию в институт на пять лет.

— Не знаю, херр Захаров как там у вас, а у нас в семнадцать лет отрок — уже мужчина, воин, купец или мастеровой, а девушки замужем и детей обычно уже имеют.

— Э-э-э… А, ну да, это я что-то призабыл, — повинился я. — Верно. Ну, значит до двенадцати, хорошо. А здание школы?

— Ой, а царь-батюшка, — затараторила Варюша, — велел этот терем у кожевенника отобрать как у пособника Кощея, но за отсутствием… — она вопросительно взглянула на Никиту.

— Улик, — подсказал он.

— Ага, верно! Кожевеннику всё же заплатить справедливо, а все постройки и землю отдать школе! Хорошо-то как всё получилось, правда?

— А с финансами что решили? — спросил я у посла.

— С содержанием школы решили не мудрствуя, — улыбнулся Кнут Гамсунович, — половину расходов берет на себя царская казна, выплачивая жалование Варваре Никифоровне и другим сотрудникам, коих она решит пригласить на службу, ну и прочие расходы. А половину как раз на постройку и дальнейшее содержание школы — берет на себя тот самый гуманитарный фонд, — подмигнул посол. — А теперь разрешите нам с мадмуазелью Марселиной откланяться, я обещал показать ей, как очаровательно пожелтели листья у деревьев на берегу Смородины. А скоро будет смеркаться и нам надо спешить.

— Да, конечно. Спасибо вам, господин посол за помощь! — я протянул ему руку.

— Общее дело делаем, херр Захаров. Рад был внести свою лепту в решение сего вопроса.

Маша с послом улизнули, Варя с Олёной побежали осматривать терем, а мы с Никитой остались вдвоём.

— Как там Горох, не выпендривался? — спросил я.