И.О. Кощея (СИ)

— Оборотень он, — вмешалась Агриппина Падловна. — Вся их семейка такая, да и тот кобель, что сестрицу мою охмурил, тоже перекидывается кажное полнолуние. Только не медведем, а волком.

— Ни чего себе… А ты, Петрович, в медведя, получается превращаешься?

— Оборачиваюсь, — поправил Петрович.

— Ну, я даже не знаю… — протянул я в замешательстве. Оборотень в крестьянском хозяйстве? Ладно он там бурёнку-другую задерёт, тоже жалко конечно, а ну-ка, если на людей начнёт охотиться?

— Не переживай, внучек, — понял меня дед. — Петрович у нас и мухи не обидит. Ему крови и мяса не нать. Просто горница своя нужна, чтобы ночь колдовскую пересидеть где было.

— Точно, Сидор? — строго спросил я у оборотня.

— Да что б меня зайцы загрызли! — побожился он.

— Ну, хорошо, уговорили. Гюнтер, попроси, пожалуйста, кого-нибудь из наших бесов, чтобы доставку нового персонала в город организовали. А вы, родственнички, ждите меня в Лукошкино на Колокольной площади, я вас вашей хозяйке представлю. Найдёте где это?

— Разберёмся, батюшка, — солидно прогудел Сидор.

На том и договорились. Канцелярия наконец-то очистилась от посторонних и я пошел развязывать обиженного Дизеля. А тут и бесенята прискакали за мультиками, раз Дизель освободился.

Михалыч отправился за полушубком и сапогами, а я уже предвкушал скорую встречу с Варей.

Вещь всё-таки этот Шмат-разум. Стояли мы с дедом в Канцелярии и, раз! и уже в Лукошкино!

На Колокольной площади, возле Вариного терема, стояла толпа. Молча, тихо, сосредоточенно. Мы с Михалычем тревожно переглянулись и поспешили к дому. Но едва одолев половину площади, мы замедлили ход и дальше шли чуть ли не на цыпочках.

— Шумит, бушует непогода,

Далёк, далёк бродяге путь.

Укрой, тайга, его глухая, —

Бродяга хочет отдохнуть.

— Как ручеёк журчал печальный девичий голос, вторя жалостливым звукам флейты.

Народ замер, затаив дыхание, только изредка всхлипывала баба, да шумно вздыхал мужик.

— Там, далеко, за тёмным бором

Оставил родину свою,

Оставил мать свою родную,

Детей, любимую жену.

Звуки флейты просто очаровывали, а тонкий голосок поднимался вверх над площадью, будто стараясь убежать от грусти флейты, но волшебные звуки догоняли голосок, и они переплетались в единую печаль.

Варя тоже стояла в толпе, промакивая глазки платочком. Я протиснулся к ней, стал рядом, а она вздохнула, прошептала «Федя» и склонила ко мне голову.

— Ишь паразиты, как выводят душевно, — вздохнул за спиной Михалыч.

Я поднялся на носочки и пораженно уставился на Сидора, сидящего прямо на снегу скрестив ноги и упоенно извлекающего из флейты или свирели, не знаю как правильно, чарующие звуки. Елька стояла рядом с ним, положив руку дядьке на плечо и тоненько тянула:

— Умру, в чужой земле зароют,

Заплачет маменька моя.

Жена найдёт себе другого,

А мать сыночка никогда.

Дуэт закончил песню, а толпа молчала, охваченная будто колдовством, и вдруг одновременно вздохнула и загалдела.

— Люди добрые! — Елька сорвала с Петровича меховую шапку и пошла по рядам зрителей. — Не пожалейте денежки малой бедным страдальцам, замерзающим от холода, умирающим от голода, иссыхающим от жажды в славном городе Лукошкино!

Монеты так и зазвенели, дождём падая в шапку.

Толпа постепенно разошлась, видя, что представление закончено, а Елька с Сидором подошли к нам.

— Ну вот, мне на пряники, а дядьке на бутылку заработали! — засмеялась девушка, подкидывая медь в шапке.

— Чего это вы в уличные артисты подались? — удивился я. — Вот уж не ожидал от вас… Но поёте вы здорово, молодцы!

— Скучно стало ждать, батюшка, — прогудел Сидор, — вот малая и пристала как банный лист к… к спине. Давай, дядька споём, копеечку заработаем, давай, да давай! Неугомонная егоза!

— А грошик-то лишним не бывает! — Елька с интересом рассматривала Варюшу.

— Это твои знакомцы, Федь? — оторвалась от меня Варя.

— Теперь и твои, — хмыкнул я. — Пойдемте в дом.

— Зайдите странники обогрейтесь, — наклонила голову Варюша, — откушайте, чем бог послал.

Во дворе я с любопытством осмотрелся. Ну а как же? Я же финансирую предприятие, значит, и контролировать должен, следить, куда мои кровные утекают. Шучу. Просто интересно было. Забора ограждающего терем от школы еще не было, а вот сама школа поднялась до второго этажа и хоть смотрелась пока сараем, но получалась большая, вместительная. Ух, скоро у Варюши горячие деньки начнутся!

— А ну-ка! — меня решительно отодвинули в сторону, и вперёд шагнул Михалыч. — Это что же за краса нас встречает?

Я завертел головой. Кого это дед заприметил? Из представительниц слабого пола тут были только Варя, Елька, да тётка Пелагея вышла на крыльцо посмотреть, кого еще там черти принесли на её несчастную голову. Пелагея?!

А дед уже соколом взлетел на крыльцо и мартовским котом закрутился вокруг Пелагеи: