И оживут слова, часть III

Миролюб спешился и, быстро поприветствовав Альгидраса с Алваром, направился прямиком ко мне. Вот тут-то моя совесть отыгралась по полной. Я поняла, что не могу посмотреть ему в глаза. И даже соображения, что с нашей помолвкой все неопределенно, больше не помогали.

— Доброе утро, ясно солнышко, — улыбнулся Миролюб и легонько сжал мое плечо. — Как ты?

— Хорошо, — кивнула я.

— Готова к дороге?

Я снова кивнула, понимая, что даже ответь я по-другому, мы все равно выедем.

Миролюб вытащил что-то из поясной сумки и протянул мне. Я в замешательстве приняла скрученный лист пергамента.

— Что это?

Миролюб кашлянул, потом посмотрел в сторону и произнес:

— Добронега передала.

Я развернула свиток, опасаясь того, что не смогу прочесть текст. Я ведь до этого ни разу не видела, как здесь пишут. Однако все опасения тут же вылетели из головы, стоило моему взгляду зацепиться за первое слово:

«Дочка, милая моя Всемилка, прости меня за то, что не смогла тебя уберечь. За слова мои последние прости. Потому что я себя простить не смогу. Коль можно было бы повернуть время вспять да не позволить тебе тогда выйти за ворота… Да только Боги решили так. И я благодарна им за то, что вернули тебя. Что бы я ни сказала тебе вчера, я благодарна за каждый новый день с тобой.

Пусть Боги будут добры к тебе в пути. Кланяйся от меня Радимушке. И помни: коль Боги решат, так ты не противься, делай, что должно. Все одно мы не в силах изменить их волю.

Береги себя, дочка. Мое сердце будет с тобой до последнего удара».

Я несколько секунд смотрела на помятый пергамент в своих руках. Строчки прыгали перед глазами и расплывались, точно на снимке, потерявшем фокус. Не сразу я поняла, что мои руки ходят ходуном, а на глаза навернулись слезы.

Она все поняла. Она знает, что я не та Всемила, которую они потеряли. Но она любит. Господи, она все равно любит меня! И даже готова смириться тем, что я могу причинить зло ее сыну. Я всхлипнула, зажав рот ладонью, стараясь изо всех сил сдержать рыдания, но Миролюб шагнул вперед и, резко притянув меня к себе, крепко обнял. И я разревелась.

Так много всего было в этом письме, столько разных эмоций разрывало мне душу: горечь, вина, стыд, страх… И я просто не могла больше держать все это в себе. Не знаю, сколько я так простояла, заливая слезами плащ Миролюба и чувствуя твердость кольчуги под щекой. Он ничего не говорил. Просто гладил меня по волосам и чуть покачивал, словно баюкал ребенка. Наконец мне удалось взять себя в руки. Сперва я не почувствовала, что слезы принесли облегчение, однако, утершись рукавом рубахи и вдохнув полной грудью сырой воздух, я вдруг поняла, что горечь и боль пусть и не ушли, но стали гораздо меньше, притаившись где-то в уголке души. Я понимала, что они все равно дадут о себе знать рано или поздно, но пока была рада хотя бы временному облегчению.

Я еще раз перечитала письмо, стараясь взглянуть на него глазами человека, ничего не знавшего о моих странностях. Миролюба, например, потому что я была уверена, что он его прочел. Из письма следовало, что мы с Добронегой поссорились, и ей очень жаль. Она просит прощения. Я надеялась на то, что письмо, пронизанное тоской и сумбурными извинениями, выглядит для мужчины-воина просто бабскими глупостями. Судя по тому, что Миролюб неловко похлопал меня по плечу и пробормотал: «Наладится все, вот увидишь», именно так оно и выглядело. Отлично. Мне бы не хотелось лишних вопросов.

— На словах она просила что-то передать?

— Доброй дороги пожелала да тебя беречь просила. И… глупостей не делать.

Я кивнула, понимая, что с последним замечанием Добронега опоздала. Я уже наделала этих самых глупостей выше крыши, и Миролюб здесь был совершенно ни при чем.

Мы направились к увеличившемуся отряду. Альгидрас напряженно смотрел то на меня, то на Миролюба, явно гадая, что за новости так меня расстроили. Алвар же выглядел нейтрально-вежливым. Миролюб отвел меня к повозке и помог в нее забраться.

Места здесь было намного меньше, чем в повозке Радима. Впрочем, я чувствовала себя настолько маленькой и ничтожной, что мне и этого места показалось много.

— Поешь, — Миролюб сунул мне в руки еще теплый сверток.

Я кивнула, не поднимая головы. Тогда он взял меня за подбородок и заставил поднять взгляд. Мне пришлось задрать голову, потому что стоявший на земле Миролюб оказался гораздо выше меня, сидевшей в повозке.

— Поешь. Я проверю!

— Я…

— Все наладится. Все можно изменить, пока ты не отправился к Богам. Потому просто поешь и отдыхай. Путь будет долгий.

Я окинула Миролюба взглядом и только тут сообразила, что на нем темно-серый плащ вместо привычного небесно-голубого. И ни на одном из его воинов я не заметила княжеских цветов. Мы бежим из столицы? Тайно?

— Вы все в броне, — проговорила я. — И не в синих плащах. Случилось что-то?

Миролюб открыл было рот, но потом передумал и коротко улыбнулся:

— Поешь. И отдыхай. Ни о чем не заботься.

— Что ты сказал Добронеге?

— Правду. Кто-то пытался тебя убить.

— То есть змея была?

Он пожал плечами:

— Может, и была.