И оживут слова, часть IV

В это время из пещеры вышел Грит, державший за руку дочь. Он чуть сбавил шаг и, прищурившись, оглядел поочередно Деву, Гаттара и Алвара, а затем кивком головы отозвал Альгидраса в сторону.

— Мальчик, — обратился Гаттар к Альгидрасу, — проследи за тем, чтобы он не вмешался. Если что-то пойдет не так, твой сын умрет вместе со мной.

Альгидрас молча кивнул и отошел к Гриту. Алвар подал знак Врану, потом своим людям, и Вран повел Димку вдоль берега прочь от нас. Люди Алвара потянулись за ними.

— Куда они? — заволновалась я.

— Устроятся подальше отсюда, где… безопаснее, — рассеянно пояснил Алвар и вновь потер ладони.

Вернувшийся Альгидрас встал рядом со мной. Грит, пройдя мимо нас, бросил на меня ободряющий взгляд и быстрым шагом двинулся вслед за савойцами. Грита, растрепанная и испуганная, то и дело спотыкаясь бежала за ним и выглядела так, что ее нестерпимо хотелось обнять и утешить. Бедные дети! Сколько им приходилось выносить из-за игр этих проклятых основателей!

— Дай руку, — произнес Гаттар и, не дожидаясь моего движения, схватил мою правую руку и, вложив в нее кинжал, направил острие себе в грудь.

Кинжал был большим и тяжелым. Каменная рукоятка с одной стороны была расколота, и по ней тянулась длинная трещина. Накрыв мои пальцы левой рукой, Гаттар произнес:

— Не выпускай его из рук. Держи и направляй силу в сына.

Взгляд Гаттара был спокойным. Можно было бы подумать, что он дает мне время подготовиться, вот только мертвая хватка на моем запястье ясно говорила, что обряд начнется тогда, когда решит он. Я представила, как из раны хлынет кровь, и меня замутило.

— Стой! — вдруг выкрикнул Миролюб и перехватил за запястье правую руку Гаттара, сжимавшую мою кисть. От его окрика Гаттар вздрогнул. — Смотри, смотри, что она показывает!

Глаза Миролюба лихорадочно блестели, а его безумный взгляд метался между Девой и мной.

— Смотри же, ну!

Я попыталась сосредоточиться, но у меня ничего не получилось, потому что поведение Миролюба отчего-то испугало меня даже больше, чем все слова и действия Гаттара.

— Охолони! — голос Гаттара прозвучал, как удар хлыста, и он попробовал вырвать свою руку, но Миролюб не позволил. Он все же был моложе и сильнее.

Зажмурившись, я еще раз потянулась к Деве, и на этот раз на меня обрушились видения.

Молодая женщина, очень похожая на меня, прижимает к себе новорожденного. Ребенок закутан в белую пеленку, и было бы сложно понять, из какого века эта картинка, если бы не трубка от капельницы, тянущаяся от запястья женщины.

Камнепад. Деревянная лавка. Деревянная лохань с водой. Сверток из серой ткани, полный собранных трав. Пес. Огромный, явно свирский. Тонкая женская рука гладит его по ушам, пес жмурится.

Красивая молодая женщина в объятиях Будимира.

— Это мать. Моя мать, — услышала я голос Миролюба и поняла, что мы видим одно и то же.

Эта женщина не была похожа на ту курносую, что я видела однажды. «Милонега!»

Будимир гладит обнаженные плечи Милонеги, явно пытаясь ее успокоить. А в ее глазах безумие. Рот ее искривляется так, будто она кричит, и в следующий миг на меня сыплются картинки: сад, альпийская горка, цветы в деревянных горшках и тут же — цветы в современных пластиковых кашпо.

Моя мать — моя настоящая мать! — качает на руках ребенка. На этот раз ее освещает слабый свет лучины. Добронега, молодая и очень уставшая, гладит ее по волосам.

Пластиковые кашпо… и увешанные цветами улицы Каменицы.

Хватая ртом воздух, я распахнула глаза и встретилась взглядом с бледным Миролюбом. Его лоб был покрыт бисеринками пота. Я не могла понять, что все это означает, но увидела, как перекосилось лицо Гаттара и почувствовала, что его ладонь, все еще лежавшая на моей руке с кинжалом, вспотела. Он ведь тоже видит то, что показывает Дева.

— Что это? — прошептала я.

— Ваши страхи и чья-то память, — Гаттар чуть пожал плечами. Выражение его лица совсем не вязалось с этим равнодушным жестом.

Альгидрас переместился поближе к Миролюбу, и тот вдруг хрипло произнес:

— Не дай ему себя ранить ее рукой.

Дальше все произошло с такой скоростью, что я не успела ничего понять.