И оживут слова, часть IV

Я понимала, что уговариваю сама себя, потому что я… не хочу проводить обряд над Гаттаром. Я не могла сказать, что не верю ему, нет. Наоборот, его рассказ показался мне логичным, хотя в нем наверняка были несостыковки, но найти их так сходу у меня не получалось.

Я попросту боялась этого обряда, я не представляла, как смогу ранить кого-то, и не была уверена в том, что у меня получится направить силу в Димку… Но помимо страха и неуверенности было что-то еще, и я никак не могла понять, что именно.

Альгидрас и Алвар молчали, и их молчание пугало меня еще больше, чем недавнее безмолвие целого мира. В голову лезли мысли о том, что, возможно, это и был их изначальный план: привести меня сюда, ни о чем не подозревающую, чтобы у меня не было пути назад ни в прямом, ни в переносном смысле. Вот только пошли бы они на отравление Димки? Я вдруг с ужасом поняла, что не знаю ответа на этот вопрос. Я не была уверена ни в ком из них. Чувство недоверия накатило с такой силой, что по моему телу побежали мурашки.

«Дева не может навеять», — говорил Алвар. «Дева показывает тебе твои собственные страхи», — говорил Гаттар. Господи! Я прижала ладони к щекам, понимая, что готова сойти с ума или же утопиться в этом ожившем море, потому что не знала, где правда и что мне делать.

— Почему собственные силы не лечат Димку? — дрожащим голосом спросила я, желая, чтобы кто-то из них наконец нарушил тишину.

— Стихии воды и воздуха в нем дремлют и не придут на помощь, — медленно произнес Альгидрас и печально улыбнулся, когда Димка громко попросил дельфинов не уплывать, а подождать его маму.

— А огонь? — я с надеждой повернулась к Алвару, и тот, посмотрев на меня, спокойно ответил:

— Своего огня в нем уже нет, краса.

— Как?! Но как тогда?.. — начала было я и, озаренная, медленно повернулась к Димке.

Вран, бледный и очень сосредоточенный, держал моего сына за руку, и было видно, что поддерживать разговор и изображать воодушевление ему совсем непросто. Как же я сразу этого не поняла?!

— Это сила Врана?

— Нет, краса. Вран бы уже тоже истощился.

Во взгляде Алвара, обращенном на морскую гладь, читалось умиротворение.

«Я отдам свой огонь на алтарь последнего из хванов…»

Он умирает сейчас за моего сына? Или… это лишь игра?

— Алвар, дай мне руку, — попросила я.

— Я не могу, краса, — по-прежнему глядя на море ответил он. — Если ты возьмешь мою руку, сила будет уходить в Димара быстрее, а я не хочу этого. Я и так не знаю, насколько меня хватит.

Несколько секунд я смотрела на отрешенное лицо Алвара, а потом поняла, что у меня есть выбор: верить или нет. И я выбираю первое. Потому что это же Алвар. Он — самый честный парень на свете. Но тогда выходит, что врет Гаттар? Или же Сумиран просто обманул Алвара, а тот — невольно — нас?

Я обессиленно закрыла глаза.

Миролюб подошел к нам и, опустившись на гальку рядом с Алваром, произнес, понизив голос:

— Подумал тут... Хванец, прикрой нас от Девы, чтобы до этого не долетело, — кивком указал он на оставшегося у Девы Гаттара.

Альгидрас оглянулся на миг на Деву и прикрыл глаза. Тревога и ужас, сковывавшие меня, вдруг стали ослабевать и отступать, как когда-то в Свири.

— Говори, — поторопил Альгидрас. — Долго, боюсь, не смогу.

— Любой обряд можно прервать, — склонившись к нам, прошептал Миролюб. — Алвар, ты ведь поймешь, когда мальчонка исцелится?

Алвар кивнул, глядя прямо перед собой.

— Ну так остановим обряд, и дело с концом.

— Да не остановите вы его, отроки вы бесхитростные, — Гаттар оказался за спиной Альгидраса так неожиданно, что мы все вздрогнули, а Альгидрас, закрывавший нас, явно потерял концентрацию, потому что ужас и безысходность, накатившие на меня, разом вышибли весь воздух из груди. — Миролюб-Миролюб, глуп ты, хоть и мнишь себя самым хитрым. Твоя беда в том, что твой выбор — положиться на друга. А он тебе сегодня друг да брат, а завтра нож в спину воткнет, — Гаттар указал на Алвара и, сплюнув, продолжил: — как мой бесхребетный братец. Знаешь, что будет, если обряд прервать?

Миролюб, задрав голову, смерил возвышавшегося над нами Гаттара неприязненным взглядом. Альгидрас, стиснув зубы, смотрел прямо перед собой, а его левая рука сжималась и разжималась, будто он мечтал придушить человека, стоявшего за его спиной. Ненависть, чистая и незамутненная, — вот что бурлило сейчас в нем. И только Алвар оставался закрытым и отстраненным. Будто его вовсе здесь не было.