Он медленно кивнул, думая о чем-то своем, а я вспомнила себя на берегу, когда не успела даже подумать перед тем, как выкрикнуть «это не Будимир». Альгидрас чувствует, что должен делать… Нас обоих точно что-то тянет… Мне снова подумалось о чьей-то чужой воле, но я отчего-то побоялась это озвучить. Вместо этого спросила:
— Тебя беспокоит то, что нас двое?
— Да.
— Почему?
Альгидрас отнял руку от лица, провел ладонью по столу, словно разглаживая невидимую скатерть, скользнул пальцами по трещине в столешнице. Я подумала, что дерево для него имеет совершенно иное значение, чем для меня. Возможно, его успокаивают эти прикосновения. Как там сказала Злата? «Когда ему грустно, он все время вырезает»? Наконец Альгидрас заговорил, не глядя на меня:
— Даже если было двое, то должен остаться один. Выполнив предначертанное, Прядущий должен исчезнуть.
— И? — подтолкнула я, поняв, что продолжать он не собирается.
— Ты исчезнуть не можешь, потому что ты нужна Радиму… — пробормотал Альгидрас, словно рассуждая вслух. — Значит, должен исчезнуть я…
— Так. Стоп! В каком смысле исчезнуть? Я надеюсь, не умереть?
Он внимательно посмотрел мне в глаза и ничего не ответил, вместо этого снова покусал губу и произнес:
— Но Прядущий не может уйти сам. Его уводит Мироздание. То есть захоти ты сейчас утопиться в Стремне, не выйдет.
— Ты меня пугаешь, — пробормотала я.
— Но что, если оно пытается, но что-то ему мешает? — произнес Альгидрас, не обратив на мою реплику никакого внимания.
— Например?
— Другой Прядущий!
Я зажала рот ладонью, чтобы не вскрикнуть от озарения, и даже подпрыгнула на месте.
— Слушай! — я уселась на лавку рядом с Альгидрасом. Он настороженно замер. — На меня набросился Серый, ты меня спас. Так?
— Да, — осторожно откликнулся хванец.
— Потом на берегу, когда стали стрелять…
— А потом ты спасла Радима на берегу!
Альгидрас потер виски и тряхнул головой:
— Глупо выходит. Я спас тебя, чтобы ты потом спасла Радима? Слишком сложно. Так не бывает. Мы два разных человека. Нить не может сплетаться так. Иначе она… запутается.
Альгирдас уставился в одну точку. Мне было странно слышать, что он вот так практически рассуждает о легенде, будто в ней и вправду присутствуют вполне физические нити, но я решила, что он знает о чем говорит. В конце концов, он вырос в этом мире с его сказаниями.
— А Прядущие могут менять судьбы друг друга? — на всякий случай спросила я.
Альгидрас пожал плечами и, рассеяннно глядя на дверь, спросил:
— Где ты слышала о Каменной Деве?
— Я не знаю. Возможно, мне Улеб про это пел или рассказывал.
— Не слышал ничего похожего.
— А как ты мог слышать, если…
— А где я, по-твоему, был?
Я в ужасе охнула:
— Ты же меня из воды вытащил. Ты меня спас! Не Радим, не кто-то из воинов — ты!
Это озарение отозвалось странной дрожью внутри. Я зябко обхватила себя за плечи. Мысль о потустороннем присутствии где-то рядом снова мелькнула в мозгу.
— Не отвлекай от легенды, — досадливо сморщился Альгидрас, потом посмотрел на мое недовольное лицо и пояснил: — Не знаю я! Говорю же: никогда про такое не слышал. Расскажи, как ты поняла, что Радима ранят.
— Как вы меня нашли в море? — прищурилась я.
Альгидрас отвел взгляд и посмотрел на столешницу.
— Как?! — повысила я голос.
— Не шуми! Ты сразу на Всемилу похожа: вообще говорить с тобой не хочется, — буднично отозвался Альгидрас и, покосившись на меня, нехотя добавил: — Я не знаю. Мы знали, что нужно идти туда.
— Кто «вы»? Радим? Кормчий ваш? Улеб? Кто?
Альгидрас шумно выдохнул и признался:
— Я.
Некоторое время мы молчали, потому что после этого признания сказать было просто нечего. Я могла бы вновь озвучить мысль, что спас меня именно он. И даже не один раз. Но что бы это изменило? Мы оба понимали, что зашли в тупик.
— Расскажи, как поняла, что Радима ранят, — наконец напомнил Альгидрас, глядя в стол.
— Я увидела это, как кадр из фильма, за минуту до того, как все случилось.
Альгидрас нахмурился, потом покачал головой, что-то пробормотав по-хвански, и, увидев, что я не продолжаю, пояснил:
— Я не понял.
— Я… О… Точно! Ты же не знаешь, что такое фильм.
— И знать не хочу.
— Неужели не любопытно? — поддела я. — Ты же ученый. Тебе должно быть свойственно любопытство.
— Я умею себя сдерживать.
— Это я уже поняла, — пробормотала я.
— Что?
— Ничего. Говорю, что заметила, что ты слишком хорошо держишь себя в руках. Только всю жизнь так нельзя. Однажды и лопнуть можно.
Альгидрас отбросил волосы с лица, устало потер лоб.
— Я буду очень рад, если мы вернемся к легенде и не будем говорить обо мне.
Понятно. Чуть ступишь на опасную тропку, так сразу лязгают железные засовы. Интересно, он хоть кого-то к себе подпускает, не щетинясь иголками, как со мной, и не вывешивая ширму из улыбки, как со Златой? Почему-то мне сейчас подумалось, что он неискренен со Златой. Он говорит ей то, что та хочет услышать. Успокаивает, улыбается, твердит, что все хорошо. Но это ведь неправда!