Мария вздрогнула от прикосновения холодных пальцев к бедрам и тихо застонала. Приподнялась, смахнув с лица растрепавшиеся волосы, и притянула Разумовского за шею к себе. Поцеловала, требовательно, почти что грубо, и изящно прогнулась в пояснице, оторвавшись, наконец, от его губ и откинувшись обратно на подушки.
В попадавшем в комнату свете уличных фонарей профиль Сергея казался еще фактурнее, чем обычно.
Черты лица стали еще более птичьими.
И от этого еще более невозможно-красивыми.
Воронцова задыхалась, глядя на него и не до конца осознавая, что действительно видит его по-настоящему и даже может позволить себе его коснуться. Ее сердце отбивало чечетку, глаза упорно отказывались ловить фокус. Слишком нереально, какой-то сюрреализм.
Она почти умерла, когда он прижался к ней, обняв и уткнувшись куда-то в ее шею, нежно поцеловав истерзанную его же зубами кожу.
А потом он мягко двинул бёдрами.
И тихо застонал, услышав собственное имя, криком сорвавшееся с ее губ.
— Я люблю тебя, — срывающийся голос и беспорядочные поцелуи. Убрав с его лица челку, девушка вздрогнула, сбившись с мучительно нежного ритма их движений.
На нее смотрели его глаза.
Его. Влюбленные, счастливые и…
Кристально-голубые.
— Мари.
— Сережа, — улыбка и пальцы, несильно царапнувшие острые лопатки, — Все хорошо, Сереж. Прошу тебя…
Вспыхнувший в ее глазах блеск повторился и в небесного цвета радужке.
— Продолжай.
Она поцеловала его и аккуратно перевернула. Уложила на спину, про себя взвыв от невозможности всего происходящего, и коснулась губами его шеи. Груди. Ребер и впалого живота.
Пересчитала губами все тридцать две родинки.
Приподнявшись, устроилась на его бедрах, тихо зашипев, когда он нетерпеливо толкнулся, едва не лишив девушку равновесия.
— Ты моя, — резко вцепившиеся в ее бедра пальцы и громкий шепот, рваными порывами срывающийся с ухмыляющихся губ, — Ты помнишь об этом?
— Напомни, — ладонь на его груди и толчок, прижавший мужчину к постели. В зеленых глазах дьявольским пламенем горели вызов и помутнившая сознание страсть, — Давай же, Птица. Давай.
Золотая радужка потемнела и заискрилась недобрым. Ухмылка превратилась в звериный оскал.
Роли снова поменялись.
Воронцова упала на подушки, засмеявшись, а потом протяжно застонав.
***
— Так что все-таки произошло?
За окном черное небо, вдали подернутое желто-оранжевой поволокой городских огней, постепенно начинало светлеть. В спальне девушки ни один источник света не горел, но успевшие привыкнуть к темноте глаза отчетливо различали замерший возле окна силуэт Разумовского. На белоснежной спине россыпь родинок смешалась со следами от острых ногтей. Рыжее каре давно уже потеряло свой идеально-вылизанный вид.
— Гром приходил.
Сухо брошенная фраза. Привстав на постели, Мария напряглась, ожидая худшего, но ничего не сказала, побоявшись сбить мужчину с нити рассказа.
Птица как ни в чем не бывало продолжил:
— Он был в моем детском доме. Раскопал рисунки, которые я рисовал когда-то очень давно, — он обернулся, и тонкие губы тронула улыбка, — Я рисовал своего лучшего друга. Того, кто был со мной всегда.
— Волкова?
Смешок. Фальшивый, заметно натянутый и слишком уж ненатуральный.
Маска дает трещину?
— Нет, не его. Но про Олега этот Шерлок Холмс тоже умудрился разнюхать. Принес мне документы о том, что он умер год назад в Сирии.
Так вот как произошло «слияние» Сергея и Птицы. Его просто-напросто ткнули в то, что все это время он видел рядом с собой призрака.
— Я ударил его бутылкой по голове.
Девушка вздрогнула и поежилась, почувствовав, как по ее телу побежали мурашки. Шумно сглотнув, выжидающе уставилась на Разумовского, в стотысячный раз скользнув взглядом по его лицу и телу. Порез на шее — след остался от драки с Игорем или после нападения на Грома он сражался сам с собой?
Богатое воображение тотчас же нарисовало до дрожи пугающую картину: заваленный алкоголем лофт, труп полицейского, и мечущийся среди античных статуй миллиардер, которого Птица сумел-таки подавить настолько, что «настоящий» Разумовский ушел на второй план.
А если бы не ушел?
Сдался бы полиции?
— Ты убил его?
— О, нет. Лучше.
Дьявольская ухмылка и разведенные в стороны руки. Он повернулся к ней, тряхнув головой, и медленно подошел, наклонившись и прошептав:
— Я его подставил, — выдохнул в ее губы и самодовольно сощурился, облизнувшись, — Я переодел его в костюм Чумного Доктора и забросил на крышу здания, в котором произошло новое убийство. В его квартире — несколько ящиков с зарядами для огнемета, костюм, его отпечатки пальцев рядом с очередной жертвой. У полиции не возникнет сомнений. Да и жертва…
— Какая жертва, Сергей? — дрожа всем телом, она смотрела на упивающегося собственным безумием мужчину и почему-то… улыбалась. Не веря? А может — тоже слетев с катушек?
— Я убил Альберта Бехтиева.
Мария промолчала, зачарованно кивнув.
Разумовский хмыкнул и поцеловал ее, притянув к себе за шею, с силой прикусив нижнюю губу, почувствовав, что оцепеневшая от новостей девушка не отвечает.
Ответила.
— Я уезжаю обратно в штаб-квартиру.
— Зачем?