— Какие новости?! — она в несколько шагов оказалась рядом с ним, встав возле подлокотника черной кожаной софы, на которую миллиардер небрежно закинул ноги в любимых кедах, — Журналисты уже давно приехали, Лену ты игнорируешь, как все это прикажешь понимать?
— Кирилл Гречкин насмерть сбил ребёнка, — отхлебнув виски, запах можно было почувствовать уже на таком расстоянии, Сергей резко сел и протянул напарнице телефон с открытой статьей, посвященной трагическому происшествию.
Несколько секунд Мария читала журналистское расследование. Гнева в ней не поубавилось, но теперь добавилась еще и ярость от бессилия перед богатенькими ублюдками, которые среди бела дня давят детей купленными на родительские деньги спорткарами.
— Откупится ведь, черт бы его побрал, — она пробормотала это скорее себе под нос и никак не ожидала, что Разумовский расслышит, — Такие как он…
— Такие как он не достойны того, чтобы жить на этом свете! — истеричный крик мужчины заставил Воронцову замереть на месте, — Эта девочка была сиротой, она из моего детского дома, понимаешь ты или нет? У нее был брат, и он видел, как она попала под колеса этой мрази!
Залпом осушив стакан, он сжал пальцы до побеления костяшек.
И тут стекло не выдержало.
— Сергей! — она метнулась к нему, не до конца осознав, что произошло, с оглушительным хрустом наступив на рассыпавшиеся по полу осколки, — Осторожно, не вставай!
Он и не пытался.
Он смотрел на свою ладонь, в которую впились особенно острые стеклышки, и думал только о том, что Олег был прав.
Петербург погряз в коррупции, лжи и грязи.
И с этим надо было что-то делать.
Он обязательно обсудит это с Волковым.
— Разумовский! — он зажмурился и потряс тяжёлой от алкоголя головой. Когда он открыл глаза, то увидел Марию, стоявшую возле его рабочего стола с телефоном у уха, — Лена, я спущусь к вам через пять минут, предупреди всех, что я выступлю вместо Сергея, только скажи, что я владею абсолютно той же информацией, что и он, и обязательно отвечу на все их вопросы. Да, да, спасибо, пока.
Девушка с тревогой посмотрела на горе-начальника:
— Я вызвала частную скорую, они приедут и обработают тебе руку. Я предупредила их, чтобы на ресепшене они сказали, что их вызвал ты, так как тебя мучают сильнейшие мигрени от недосыпа и нервного перенапряжения. Никто ничего не узнает. Осколки уберет уборщица, это объяснить будет не так уж и трудно.
Она говорила на автопилоте. Дрожащими руками она одернула полы своего пиджака и понадеялась, что ее бледность и полуобморочное состояние журналисты спишут на усталость или обострение весеннего авитаминоза.
— Мне нужно идти. Журналисты ждут.
— Мария, я… — все еще игнорируя текшую из ладони кровь, Сергей неотрывно смотрел на девушку, которая казалось ему то ли привидением, то ли ангелом-спасителем, — Спасибо тебе. Я поговорю с Олегом о…
— Не хочу ничего слышать об Олеге!
Она ушла, оставив Разумовского, окончательно во всем запутавшегося, сидеть на диване в окружении окровавленных осколков.
Вечером она к нему не зашла, как обычно это делала перед тем, как уйти домой или остаться на ночную смену. Связавшись с Леной, Сергей узнал, что встреча с журналистами прошла неплохо, но после того, как гости уехали, Мария почти сразу же ушла домой, сославшись на плохое самочувствие. На следующий день от нее пришло письмо (не лично Сергею, а рассылкой на рабочую почту), в котором коротко и сухо говорилось о том, что она берет отпуск за свой счет и на пять дней уезжает в родной город. «По семейным обстоятельствам», было сказано в письме.
— Говорил же, что она уйдет в самый ответственный момент, — прокомментировал ситуацию Волков, на что Разумовский только отмахнулся от него.
Она действительно уехала. Собрала чемодан и на следующее же утро после «происшествия» ринулась на вокзал и купила ближайшие билеты, по дороге успев сообщить о своем внеплановом путешествии матери и любимой бабушке. На поезде ей предстояло ехать около суток, но она не помнила ничего из того, что происходило после покупки билетов и вплоть до того момента, пока она не вышла из вагона на старенькой платформе небольшого городка в глубинке России.
Все ее мысли крутились вокруг того самого предчувствия, которое, как она теперь поняла, было неразрывно связано со странным поведением Разумовского.
А оно, в свою очередь, было вызвано произошедшим с той девочкой трагическим инцидентом.
Но неужели смерть ребенка могла довести всегда отрешенного и уравновешенного гения до того, чтобы напиваться в середине дня и устраивать истерики, идущие во вред не только его репутации, но и делу всей его жизни?
— Что, доконал тебя твой Сережка? — скрипучий старческий голос вывел Марию из состояния транса. Резко обернувшись, она выпустила из рук чемодан и рухнула в объятия вырастившей ее женщины, — Ну-ну, полно тебе, Машуля, — заметив, что внучка беззвучно плачет, женщина сильнее прижала ее к груди, — Чую, дело совсем плохо, а ну, поедем-ка домой, я заварю тебе чай с мелиссой, а ты мне обо всем расскажешь.
Мария не рассказала и половины.