Размер бюджетного дефицита сам по себе не дает достаточно информации о том, насколько велик риск финансового кризиса, – во всех странах региона, кроме Венгрии, величина государственного долга была небольшой или средней. Венгрия, где долг составлял 73 % ВВП, являлась единственной страной Восточной Европы, вышедшей по этому показателю за предел в 60 % от ВВП, предусмотренный Маастрихтскими соглашениями. Во всех остальных странах отношение государственного долга к ВВП неуклонно снижалось вплоть до 2008 г., когда оно составило в среднем 26 % (см. рис. 2.11).
Рис. 2.11. Отношение государственного долга к ВВП на конец 2008 г., %
Текущий кризис не был вызван переходом от коммунизма к капитализму. Глубина кризиса определялась почти исключительно финансовыми факторами. Доказательство тому – практически полное отсутствие кризиса в странах Центральной Азии[34]
. Кризис также не был вызван коррупцией или кумовством. Все страны Центральной и Восточной Европы стояли достаточно высоко в списке государств, ранжированных по уровню отсутствия коррупции, который составляет Transparency International. Словения и Эстония делили 27-ю позицию в списке из 180 стран. Болгария и Румыния стояли на 71-м месте, а остальные страны региона находились между 46-м и 56-м местами. Это, конечно, не отличный результат, но вполне удовлетворительный. Все страны, за исключением Румынии и Болгарии, считались менее коррумпированными, чем Италия, которая находилась на 63-м месте[35].Страны Центральной Европы, больше, чем их восточные соседи, интегрированные в Евросоюз, в целом избежали потрясений финансового кризиса (исключение – проводившая безответственную фискальную политику Венгрия). Таким образом, тесная интеграция в ЕС, судя по всему, оказывается выигрышной стратегией. Однако само по себе членство в ЕС не может служить залогом безопасности, что показывает пример тяжело пострадавших от кризиса стран Балтии. Принадлежность к Экономическому и валютному союзу также не панацея, – Польша, в него не входившая, пережила кризис куда лучше Словакии или Словении, не говоря уже о Германии или странах Южной Европы.
Таким образом, на основании изучения данных предкризисного периода можно утверждать, что основным индикатором приближающегося кризиса был значительный дефицит по счету текущих операций, не покрытый прямыми иностранными инвестициями. Это противоречит сделанному задолго до кризиса утверждению Гуильемо Кальво о том, что «большой дефицит по счету текущих операций опасен вне зависимости от того, как он финансируется»[36]
. Можно предположить, что европейская интеграция к началу кризиса была настолько глубокой, что капиталы стали гораздо меньше подвержены массовому исходу, чем в развивающихся странах, в основном латиноамериканских, которые изучал Кальво. Вторым индикатором приближения кризиса можно считать вызванную чрезмерным кредитным бумом инфляцию, превышающую 10 %. Третий признак – большая доля кредитов в иностранной валюте на внутреннем рынке при относительно неплохом состоянии государственных финансов.События, развернувшиеся после начала финансового кризиса не были неожиданными. Даже по меркам глобальных финансовых дисбалансов страны Центральной и Восточной Европы удерживали первые места по размерам дефицита по счету текущих операций. Причина заключалась в низкой норме сбережений и высокой норме внутренних инвестиций на фоне большого внешнего долга и низкого уровня валютных резервов[37]
. Поскольку на начальном этапе кризис ударил по счету текущих операций, не затронув фискальную ситуацию, обменные курсы и монетарная политика играли более значительную роль, чем фискальная политика.