И последние станут первыми. Финансовый кризис в Восточной Европе

Особо важным решением для любой страны ЕС, остающейся за пределами зоны евро, остается вопрос о вхождении в Механизм валютных курсов. Правила механизма предписывают курсовой коридор национальной валюты в ±15 % от «стабильного, но корректируемого центрального курса обмена к евро» или заранее объявленного фиксированного курса евро к национальной валюте. При этом страна-претендент может обсуждать с Европейским центральным банком и ЕС (в лице комитета Механизма валютных курсов), какой именно валютный режим ей выбрать. В реальности принимается гораздо более узкий коридор, по сути, привязка с очень узким коридором[13]. Литва и Эстония вступили в Механизм валютных курсов в 2004 г., Латвия – в 2005 г. Болгария предпринимает попытки в него вступить, но пока безуспешно. Венгрия, Румыния, Польша и Чехия в Механизм пока вступать не собираются.

Три страны, Дания, Великобритания и Швеция, вступили в ЕС до введения евро и в виде исключения имеют право вообще никогда не вводить у себя единую валюту. Дания привязала свою валюту к немецкой марке в 1982 г. и вошла в Механизм валютных курсов в 1999 г. Страны, присоединившиеся к евро в 2004 и в 2007 г., не имеют выбора и рано или поздно обязаны перейти на евро.

Все государства ЕС, как входящие, так и не входящие в Экономический и валютный союз, обязаны выполнять Маастрихстские соглашения в их фискальной части, составляющие так называемый Пакт стабильности и роста (SGP). Этот пакт был заключен в 1997 г. для обеспечения фискальной дисциплины в будущей зоне евро. Если страна не выполняет эти критерии, то совет министров финансов стран ЕС может потребовать снижения дефицита бюджета, что, по идее, может привести к крупным штрафам в случае невыполнения. Однако вплоть до кризиса никаких санкций не было, поскольку крупные страны зоны евро сами нарушали эти правила.

Параллели с кризисом в Юго-Восточной Азии 1997–1998 гг

Самая очевидная параллель с кризисом в Восточной и Центральной Европе – азиатский кризис 1997–1998 гг., потрясший Таиланд, Южную Корею, Тайвань, Гонконг, Индонезию и Малайзию. Новые члены ЕС во многом напоминали эти азиатские государства, особенно Южную Корею. Долгие годы мир говорил об «азиатских тиграх» и воспевал «азиатское чудо». Открытость и рыночный характер экономик этих стран, ориентация на экспорт в сочетании с высоким уровнем сбережений и инвестиций обеспечивали стабильно высокие темпы экономического роста. Значительный приток капитала привел к избыточным инвестициям в недвижимость – типичное проявление цикла бум—крах.

В конце концов в 1997 г. пузырь лопнул. Когда приток капитала сменился оттоком, восточно-азиатские тигры испытали эффект «резкой остановки» (sudden stop)[14]. В тот момент казалось, что удача навсегда отвернулась от этих стран. Джозеф Стиглиц винил во всем «слишком быструю либерализацию рынков капитала и финансовой системы» и призывал «положить конец одному из самых страшных проявлений коррупции – кумовскому капитализму»[15]. Пол Кругман утверждал, что в фундаменте роста Юго-Восточной Азии лежат слишком упорный труд и слишком высокая норма сбережений[16]. Другие же не увидели в кризисе ничего из ряда вон выходящего, – обычный финансовый кризис, вызванный слишком большими успехами, вылившимися в перегрев экономики[17].

Самое здравое объяснение выдвинул Рагурам Раджан: «Кризис в Юго-Восточной Азии по большей части есть результат избыточных корпоративных инвестиций в коммерческую недвижимость и производство»[18]. В отличие от предыдущих кризисов в развивающемся мире азиатский кризис не был отмечен ни большими бюджетными дефицитами, ни большим государственным долгом, а лишь перегревом частного сектора. Это и есть главное, что роднит его с восточноевропейским кризисом 2008 г. Раджан прекрасно объяснил, как азиатский кризис выглядел с точки зрения иностранных инвесторов: «Иностранные инвесторы, которые не понимают, что происходит в мутной воде, чаще всего предпринимают три меры предосторожности. Они минимизируют риск, предлагая лишь краткосрочные кредиты, что дает им возможность при необходимости быстро отозвать деньги. Они номинируют платежи в иностранной валюте, чтобы их кредиты были защищены от местной инфляции и девальвации. И они ссужают деньги через местные банки, чтобы в случае неспособности банков вернуть кредиты, правительство пришло бы к ним на помощь для защиты всей экономики страны. Таким образом, иностранные инвесторы получали неявную государственную гарантию. Именно угроза сопутствующего ущерба позволяет иностранным инвесторам доверять свои деньги непрозрачной системе»[19].

Эта картина азиатского кризиса вполне точно описывает и кризис в Восточной Европе. Главная разница в том, что в отличие от Юго-Восточной Азии в Восточной Европе западные банки владели львиной долей всей банковской системы и вывести капиталы не могли. Но три составляющие – чрезмерное краткосрочное кредитование, кредиты в иностранной валюте и использование местных банков – имели место и тут.