И повсюду космос. Избранные стихотворения и поэмы

Октябрь.
Ох, табор!
      Трамваи скрипучи —
                  кибитки, кибитки!
      Прохожие цугом —
                  цыгане, цыгане!
      На черном асфальте —
                    на черной копирке
      железные лужи лежат в целлофане.
Октябрь!
Отары
    кустарников —
             каждый сучочек отмечен.
    Стригут неприкаянных, наголо бреют.
    Они – по-овечьи,
    они – по-овечьи
    подергивают животами и блеют.
Вот листьям дадут еще отпуск на месяц:
витайте!
     Цветите!
          Потом протоколы
составит зима.
И все будет на месте:
достойно бело,
         одинаково голо.

Гостиница «Москва»

Как теплится
в гостинице,
в гостинице —
грустильнице?
Довольны потеплением,
щебечущим динамиком,
днем полиэтиленовым
на этаже двенадцатом?

Как старится
в гостинице,
в гостинице —
хрустальнице?
С кристальными графинами,
гардинами графичными,
кустарными вареньями?

Мы временно,
мы временно!
Мы – воробьи осенние,
мы – северяне.
          Мы —
мечтавшие о зелени,
но ждущие
       зимы.

«Фонари опадают…»

Фонари опадают.
    Опадают мои фонари.
        Целые грозди электрических листьев
           примерзают к уже не зеленой земле.

Эти листья
на ощупь – неощутимы
(это листья моих фонарей!),
по рисунку – негеометричны,
по цвету – вне цвета.
Без единого звука
    листья моих фонарей
    примерзают к уже не зеленой земле.

А деревья, к примеру, опадают не так.

Как они опадают!
    Ах, как обучились деревья
        опадать! Как вызубрили осень —
            от листка до листка,
                от корки до корки!
И когда опадают деревья —
выявляй, проходящий, запасы печали!

* * *

Незаметно для всех опадают мои фонари.
Но они опадают —
            я-то знаю,
                  я – вижу.

Боян (из цикла «Всадники»)

Мальчик Боян из Загорья

«Буран терзал обочины…»

Буран терзал обочины,
ласкал бурьян обманчиво.
Шли по полю оброчные
и увидали мальчика.
И увидали мальчика
по росту – меньше валенка.
Ни матушки, ни мачехи
не помнил мальчик маленький.
Не помнил мальчик маленький
ни батюшки, ни отчима.
На нем – доха в подпалинах
овчиной оторочена,
шапчонка одноухая,
вихры клочками мерзлыми.
Крестьяне убаюкали
мальчишку низкорослого.
В печи до самой полночи
рычало пламя пылкое.
Мальчишка встал тихонечко
и сел в куток с сопилкою.
И заиграл о Загорье,
о загорелых ратниках,
о тропах, что зигзагами
уводят в горы раненых.
Сны у оброчных прочные, —
сопят во все подусники…
Проспали ночь оброчные
и не слыхали музыки.

Боян