Октябрь.Ох, табор! Трамваи скрипучи — кибитки, кибитки! Прохожие цугом — цыгане, цыгане! На черном асфальте — на черной копирке железные лужи лежат в целлофане.Октябрь!Отары кустарников — каждый сучочек отмечен. Стригут неприкаянных, наголо бреют. Они – по-овечьи, они – по-овечьи подергивают животами и блеют.Вот листьям дадут еще отпуск на месяц:витайте! Цветите! Потом протоколысоставит зима.И все будет на месте:достойно бело, одинаково голо.
Фонари опадают. Опадают мои фонари. Целые грозди электрических листьев примерзают к уже не зеленой земле.Эти листьяна ощупь – неощутимы(это листья моих фонарей!),по рисунку – негеометричны,по цвету – вне цвета.Без единого звука листья моих фонарей примерзают к уже не зеленой земле.А деревья, к примеру, опадают не так.Как они опадают! Ах, как обучились деревья опадать! Как вызубрили осень — от листка до листка, от корки до корки!И когда опадают деревья —выявляй, проходящий, запасы печали!
* * *
Незаметно для всех опадают мои фонари.Но они опадают — я-то знаю, я – вижу.
Боян
(из цикла «Всадники»)
Мальчик Боян из Загорья
«Буран терзал обочины…»
Буран терзал обочины,ласкал бурьян обманчиво.Шли по полю оброчныеи увидали мальчика.И увидали мальчикапо росту – меньше валенка.Ни матушки, ни мачехине помнил мальчик маленький.Не помнил мальчик маленькийни батюшки, ни отчима.На нем – доха в подпалинаховчиной оторочена,шапчонка одноухая,вихры клочками мерзлыми.Крестьяне убаюкалимальчишку низкорослого.В печи до самой полночирычало пламя пылкое.Мальчишка встал тихонечкои сел в куток с сопилкою.И заиграл о Загорье,о загорелых ратниках,о тропах, что зигзагамиуводят в горы раненых.Сны у оброчных прочные, —сопят во все подусники…Проспали ночь оброчныеи не слыхали музыки.