И придет волчица

Еще одна дверь. И не поздно еще развернуться, уйти и оставить все как есть. А завтра снова война, и возможно один из них уже не вернется, а другой никогда не узнает…

— Тэсс Беата? — удивленное.

Постарел, поседел. Но, как и раньше, не ложится до полуночи, снова возится со своими «мертвыми материями», записывает что-то в пухлую потрепанную тетрадь…

— Что-то случилось? — обеспокоенное.

— Нет, ничего.

— Но тогда… — незаконченное, недоверчивое, насквозь пропитанное надеждой.

— Я подумала, что мне, наверное, не нужен повод, чтобы поговорить… со своим отцом.

* * *

Не знаю, от чего конкретно это зависит, но Тарские эльфы немного отличаются от эльфов других Миров и друг от друга. Есть три основных типа внешности, присущих обитателям Лар'эллана. Одни светлокожие, светлоглазые и среброволосые, как Гайли или Аэрталь. Другие — чуть смуглее, со смоляными волосами и черными глазами. Третьи похожи на нашего тэвка — в волосах золото, а глаза как ясное небо. Сидэ, позвонивший в нашу дверь на следующий день после визита в столицу, был как раз третьего типа. С первого взгляда от Тина его отличала только одежда — предпочитающий удобство полудемон никогда не надел бы такой длинный ярко-зеленый плащ.

— Тэсс Галла? — спросил посетитель.

— Да.

— Моя госпожа просила передать вам это.

Без дальнейших объяснений он вручил мне объемный конверт и развернулся к калитке.

— Подождите, — окликнула я его. — А кто ваша госпожа?

Эльф обернулся и посмотрел на меня так, словно я сказала какую-то глупость.

— У детей Леса одна госпожа, тэсс.

Странности не желали заканчиваться. Аэрталь? Почему-то вспомнились кинофильмы Земли, и я приложила тяжелый плоский сверток к уху — не тикает.

— Что это? — полюбопытствовал Сэллер, когда я вернулась к ним с Илом в гостиную.

— Сейчас узнаем.

К посылке прилагалось короткое письмо на саальге, не вносившее ясности:

«Если у вас уже возникли вопросы, это может стать ответом. Если нет, станет вопросом. Но я не отвечу на него, ибо не знаю большего, чем видят мои глаза, и чувствует сердце».

В конверте, завернутый в хрустящую белоснежную бумагу, лежал портрет женщины. Неизвестный художник с фотографической точностью передал черты ее лица… Такие знакомые черты…

Надпись на обороте гласила: «Велерина, год приезда в Лар'эллан. На вечную память…».

Иоллар, ничего не говоря, сжал мою руку — узнал, понял.

— А она чем-то похожа на тебя, — заметил, всмотревшись в картину, Сэл.

— Не на меня, — покачала я головой.

Если бы не одна деталь, сходство было бы полным. У меня глаза отца. А женщина с портрета смотрела на меня глазами моей матери.

Да, в какой-то степени это было ответом. Не все, но многое объяснилось: и невозможность уйти с Тара, и то, что Гвейн, старый, скрытный ящер, назвал этот Мир моим. И сила, доставшаяся мне именно тут.

Лишь тому, кто кость мою возьмет, силой этой владеть…

Не стоит толковать все буквально. Говорят ведь: кровь от крови, кость от кости.

— Боги пресветлые, неужели это никогда не кончится? — простонала я, прижимаясь к груди мужа. — Неужели нет четко установленного лимита пророчеств на одного человека?

Ил успокаивающе коснулся губами моего лба:

— Ты не человек, родная. Для тебя лимиты не предусмотрены.

ЭПИЛОГ

Аэрталь ничего не делает просто так.

Сейчас она ждет моего хода. Ждет, что вопреки ее предупреждению, я все же приду к ней за ответами — я, молодая и, несмотря на годы войны, неопытная человеческая женщина, пра-пра-правнучка великой Велерины, по воле случая отхватившая изрядный кусь бабушкиной силы. Приду и позволю ей, мудрой правительнице, взять меня под свое крыло и вести по жизни, указывая, что есть плохо, а что хорошо, кто враг, а кто друг. Но я, дочь Хранителя Врат и той, что появилась на свет в секретной лаборатории дракона-экспериментатора, знаю, что совсем другие узы связывают меня с величайшей чародейкой Тара, и не королева ответит на мои вопросы, потому что она на самом деле не может знать большего, чем видят ее глаза.

Однако и с ней мне было о чем поговорить. В данной ситуации лучше сразу расставить все точки.

Мне повезло, эльфийка еще была в Азгаре. Как я и предполагала, меня проводили к ней без промедлений. Аэрталь приветливо улыбнулась, обдала волной очарования, бессильно разбившейся о мои щиты, и начала с того, как удивлена была увидеть живой портрет той, что была когда-то ее ближайшей подругой.

— Простите, ваше величество, — непочтительно оборвала ее я, — давайте сразу начистоту.

Она моргнула несколько раз своими сапфировыми глазищами, попыталась изобразить непонимание, а потом махнула рукой.

— Давайте.

— Почему вы послали это портрет мне, а не Императору, к примеру?

— Вы так плохо обо мне думаете?