И придет волчица

— Хватит, — волшебник оборвал активирующий амулет поток. Неловко провел рукой по непривычно коротким волосам вздрогнувшей от его голоса девушки. — Не нужно больше. Да и вообще… — в пересохшем горле заскреблась горечь, — …плохая это была идея.

Спрятал злополучный кристалл в шкатулку. Одернул шторы. Но на сердце светлее не стало.

— Наверное, тебе стоит сейчас пойти домой.

— Нет. Сейчас мне не помешала бы длинная-предлинная лекция о рейланских шаманах.

* * *

— Что ты сделала? — переспросил магистр Багур.

— Вырезала кусок в самом конце и перезаписала картинку, — тэсс Лона повторила сказанное ранее более доступными для понимания словами.

— Разве это возможно?

— В мире иллюзий все возможно, даже изменить ход записанных событий. Но я ничего не меняла. Взрыв. Пожар. Умерли люди. Умер колдун. Эльф, — чародейка вздохнула, — тоже умер. Только быстро…

Традиция встречаться по утрам в примыкающем к школьной лечебнице кабинете Мары существовала у наставников с незапамятных времен. Пили чай, делились последними новостями, обсуждали домашние дела и рабочие проблемы. Даже Медведь иногда посещал эти сборища, ведь такого вкусного чая как тот, что заваривала целительница из собственноручно отобранных трав, не найти было во всем Кармоле.

— А тебе не показалось… — тэсс Девина вдруг настороженно обежала взглядом присутствующих и подманила иллюзионистку пальцем.

Лона отставила чашку и подошла к провидице.

— Тебе не показалось, — зашептала ей та, — что с этой записью уже что-то не так?

— Что именно?

— Не знаю. Что-то. Все это дело не дает мне покоя. Я с самого начала не могу ничего увидеть наверняка. Еще после того, первого нападении я пыталась построить прогноз, но… Ничего не видно! Даже после обряда. Я и на кладбище ходила. И к посольству после пожара. Ничего. И на эльфа я того смотрела, когда он еще жив был. Никаких защит, но совершенно непроницаемый. Я и Галлу эту не вижу. Совсем. И все это мне очень не нравится. Что-то здесь явно не так.

Когда подобные сомнения выказывает глава отделения прорицателей, стоит отнестись к ее словам серьезно.

— Вы говорили тэру Марко?

— Говорила. И ему, и этому азгарскому дознавателю. Мы даже запись просматривали вместе, но так ни в чем и не разобрались. А ты точно ничего не заметила?

— Нет, — передернула плечами иллюзионистка. — Запись как запись. Просто страшная, вот и все.

— Старею, наверное, — вздохнула провидица, разворачиваясь к сидящим за столом коллегам. — Мара, милая, а у тебя нет никакого настоя от тяжелых старческих дум?

— Есть, — улыбнулась целительница. — Но его я держу для себя. А вам, моя дорогая, нужно совершенно другое средство. Гират, ты не принесешь тэсс Девине своей настоечки? Гира-ат!

— Да, что? — встрепенулся рассеянный полуэльф. — Настойки? Конечно, сейчас.

— А что это с нашим мальчиком? — спросила Гейнра, когда травник вышел из комнаты. — Он часом не приболел?

— Знаете, — Мара покосилась на закрытую дверь, — Гират ничего не говорит, но мне кажется, он очень тяжело переживает все эти события. Когда ребят похитили, он так сокрушался, что не был в этот момент в Школе и ничем не сумел помочь. А после поджога посольства несколько дней ходил как неживой.

— Да, я помню, — поморщилась Лона. — Бледный такой, осунувшийся. На него смотреть было страшно.

— Эльфийская кровь, — заключил тэр Багур. — За своих переживает…

— Кто здесь переживает? — Гират вернулся, держа в руке бутылку из темного стекла.

— Гейнра переживает, что Эвил еще не вернулся, — наскоро соврал наставник водников. — Со следующей длани начинаются летние курсы, а его все еще нет.

— Не волнуйтесь, тэсс Гейнра, — повернулся к молодой наставнице полуэльф, — тэр Эвил успеет вовремя. А для вас у меня есть замечательное средство от тревог.

Он откупорил бутылку, и Багур, принюхавшись, первым подставил свою чашку, предварительно испарив из нее остатки чая.

* * *

Я больше не стану плакать, солнце мое. Никогда. Сегодня я пролила столько слез, сколько у иных не случалось и за целую жизнь. Сначала в Школе, когда смотрела, как тает в огне пожара твоя жизнь. Потом в дороге. После — здесь, на нашей с тобой полянке, куда решила свернуть, чтобы не заявляться домой с красными глазами и распухшим носом. Приехала сюда и разрыдалась еще сильнее, увидев, какая вымахала трава на утоптанном когда-то пятачке. Но я больше не стану плакать, любимый.

А трава? Траву можно и снова вытоптать.

Я вынула меч. Сняла, чтобы не мешал, пояс с ножнами.

— Только руку не сильно отводи, теряешь время и открываешься во время замаха. А когда выпад делаешь, немного отклоняйся назад и в сторону…

Я помню, родной. Я все сделаю правильно.

Свистит по воздуху меч. Сталь клинка отбивает яркие лучи света, и скачут по нашей полянке десятки солнечных зайчиков. Топчут вместе со мной противную траву, что разрослась здесь, словно на неухоженной могиле. А завтра я снова приду, и послезавтра. И вообще стану ходить сюда и заниматься до тех пор, пока наш малыш будет мне это позволять…

— Этот танец тяжело танцевать одной.

Я резко развернулась на голос, выставив вперед меч. В тени дерева стояла лафия.