И приведут дороги

– Мне себя упрекнуть не в чем, дочка, – тихо, но четко проговорила Добронега. – Я Любиму ни одним взглядом думать не дала, что по нраву он мне. Впрочем, коль не была бы такой гордой, глядишь, отец бы до сих пор жив был и не пришлось бы Радимушке против князя стоять, – вдруг добавила она и поднялась из-за стола, тяжело опираясь на столешницу.

– Прости, – пробормотала я, не зная, как исправить случившееся. – Прости. Я не должна была…

– Не должна, Всемила! – Добронега в упор посмотрела на меня. – Ты много чего не должна – и забываешь об этом. Дома сиди, покуда Радим иначе не решит!

С этими словами она забрала свою миску и вышла в сени, где громко позвала котов – не иначе выплеснула им свой завтрак. А потом, судя по хлопнувшей двери и последовавшему за ней звяканью цепи во дворе, мать Радима и вовсе ушла.

Я некоторое время размешивала кашу, надеясь, что механические движения меня успокоят. Однако это не помогло, и я резко оттолкнула миску прочь. Каша выплеснулась через край, и сквозь щели между неплотно пригнанных досок закапало на пол. Закрыв лицо руками, я наконец разрыдалась. Я рыдала до судорожных спазмов в груди, до головной боли. Если бы только можно было выплакать это чувство безысходности и беспомощности! Что мне делать? Что я здесь могу? Кому мне верить? Я никому на самом деле не нужна. Им нужна Всемила. Это ее они любят и прощают, несмотря ни на что. Впрочем, даже у этого всепрощения есть предел. И вот теперь я под домашним арестом. А что было бы, узнай они, что я – не она? В этот миг мне до боли в груди захотелось домой. К маме. Чтобы она обняла и сказала, что все это глупости, что все наладится. Только вот в моих мыслях мама почему-то говорила голосом Добронеги те самые слова, которые мать Радима иногда повторяла мне здесь: «Все наладится, дочка, все будет хорошо».

Осознав это, я испуганно отняла руки от лица. Что это значит? Я начинаю забывать свой мир? Мое прошлое замещается этими людьми? Стирается? Я в панике вскочила с лавки и огляделась по сторонам, словно ожидала, что на меня начнут надвигаться стены, запечатывая намертво в этой реальности. Я даже икнула от страха. Потом глубоко вздохнула и схватила со стола кружку. Рука дрожала, пока я пила холодное молоко большими глотками. И только допив до дна и чуть успокоившись, я поняла, почему так вышло. Моя настоящая мама никогда не гладила меня по голове, приговаривая, что все наладится. Она вообще почти не обнимала меня. Разве только в далеком детстве. «Телячьи нежности», как называл это мой отец, были в нашем семействе не в чести. И вдруг оказалось, что Добронега с ее умением обнять в нужный момент была больше похожа на настоящую маму. А я ее обидела. И как теперь все исправить?

Умывшись из умывальника в углу, я вытерла лицо белым рушником и принялась наводить порядок. Раз уж со двора выходить нельзя, хоть какую-то пользу в хозяйстве принесу.

Убираясь в покоях Всемилы, я настежь распахнула окна и жадно вдохнула свежий воздух. Пахло дождем, а еще какими-то цветами. Запах был незнакомым и немного сладким. Я вдруг поняла, что не видела здесь ни одного цветника. Огороды с овощами – да. А вот праздное выращивание цветов было не в обычае у свирцев. Откуда же запах?

Когда я стирала пыль с небольшого столика, мой взгляд упал на сундучок со Всемилиными духами. Все-таки реакция Альгидраса на запах из фиала, которым Всемила явно не пользовалась, была странной. Он, конечно, сказал, что ему все равно и я могу пользоваться этими духами, сколько мне угодно, но что-то здесь было не так. Открыв сундучок, я вновь перенюхала все склянки. Тяжелые запахи вернули головную боль, утихшую было от свежего воздуха. Содержимое последнего фиала сильно отличалось ото всех остальных. Снова, как и в прошлый раз, я поймала себя на мысли, что эти духи мне очень нравятся. На ум пришло слово «сказочные». Причем в самом прямом своем значении. Было в них что-то волшебное. Словно с каждым вдохом в тебе крепла мысль, что все возможно, стоит только захотеть.

Я приложила палец к узкому горлышку, потом провела им за ушами, по запястьям, наслаждаясь запахом. Вдруг если мечтать очень сильно, то хотя бы духи в этом мире окажутся и вправду волшебными, раз уж из меня сказочной героини не вышло?

То ли духи и вправду были волшебными, то ли я как-то правильно подумала – в ворота что-то стукнуло. Я бросилась к окну, но никого не увидела. Серый не издал ни звука.

«Свирские псы нападают без лая», – вспомнились слова Альгидраса.

Стук повторился. Впрочем, назвать это обычным стуком было нельзя. Больше походило на то, что кто-то что-то бросил в ворота. Как вчера, когда Миролюб пнул камень и тот отлетел в первую попавшуюся стену. Но это могло быть один раз. А вот так пинать раз за разом…