И приведут дороги

Обед прошел за обсуждением предстоящего путешествия. Путешествием нашу поездку я окрестила про себя, потому что если для них недельная поездка – это обычное явление, то по моим меркам это тянуло на настоящее приключение.

Злата с Альгидрасом обсуждали какие-то малопонятные мне предметы, которые нужно было взять с собой в дорогу. Я внимательно слушала и наблюдала за ними. Альгидрас чуть расслабился, перестал сидеть так, будто кол проглотил, и начал посмеиваться над Златой. Я успела заметить, что Радим относился к Злате с какой-то пугливой осторожностью: не перечил, не указывал. Альгидрас же не упускал момента над ней подшутить. Радим поначалу хмурился, но, видя, что Злату это веселит и расслабляет, расслабился тоже. Иногда я ловила на себе взгляд Радима, и было в нем столько любви и благодарности, что мне хотелось опустить глаза. Однако я смотрела в ответ и улыбалась, хотя внутри все цепенело от мысли, что я его обманываю. Мне было тошно.

Когда обед закончился, я вызвалась убрать со стола. И пусть женщины здесь были привычны к труду, мне все-таки хотелось чуть облегчить Злате жизнь.

А еще очень хотелось сбежать из-за стола, потому что я остро чувствовала: мне здесь не место. Однако стоило сгрузить посуду в таз в сенях, как подбежавшая тут же девочка ловко меня оттеснила и схватилась за кувшин с водой. У Златы и без меня хватало помощниц, так что пришлось идти обратно. Радима не было, и на мой вопросительный взгляд Злата пояснила, что он ушел за рукоятью для кинжала. Мол, купил давеча, а Олегу так и не успел показать. Сам Альгидрас сидел за столом, чуть сгорбившись, и отстукивал пальцами какой-то ритм. Он явно находился в задумчивости и даже не посмотрел в мою строну. Меня же посетила мимолетная мысль: откуда Альгидрас может знать хоть что-либо о ритмах? Я ни разу не слышала музыки в Свири – песни, что пели женщины за работой, не в счет – и не видела ни одного музыкального инструмента. Может быть, повода не было, но что-то все равно мне подсказывало, что музыка – не слишком обыденное явление здесь. Тем более такая ритмичная. Если уж и должны существовать здесь какие-то инструменты, то скорее щипковые.

Однако Альгидрас отбивал драйвовый ритм.

– Что ты выстукиваешь? – спросила я.

Пальцы Альгидраса замерли над столешницей, он повернулся ко мне всем корпусом и посмотрел так, словно мой вопрос был очень личным. Впрочем, может, так и было. Кто их тут поймет?

– Старинная хванская мелодия? – предположила Злата.

Альгидрас медленно покачал головой, и еще до того, как он это сделал, я уже откуда-то знала, что к хванам эта мелодия не имеет никакого отношения.

– Это старая песня морских разбойников, – ответил он медленно, все еще глядя мне в глаза.

«Меня воспитал старый разбойник», – вспомнила я его слова, сказанные Миролюбу. «Его имя Харим», – сказал он мне позже. Мне вдруг захотелось спросить, считает ли он себя хваном при таком раскладе? Его матерью была Та, что не с людьми, половину своей жизни он прожил в монастыре среди чужих людей, на острове собственный отец принес его в жертву кварам, вырастил же его и вовсе старый разбойник, который вообще неизвестно к какому народу принадлежал. Кем же он должен себя чувствовать?

– Споешь как-нибудь? – спросила я вместо этого.

Ожидала, что либо он, либо Злата рассмеются, однако Альгидрас повел плечом и произнес:

– Ты все равно не поймешь ни слова.

– На каком она языке? – спросила я, хотя уже знала, что, независимо от ответа, просто хочу это услышать.

– На хванском, – совершенно нелогично заключила Злата.

Во взгляде Альгидраса, по-прежнему обращенном ко мне, что-то дрогнуло.

– На старокварском, – негромко, но отчетливо ответил он.

Злата охнула, а я невольно моргнула. Альгидрас смотрел прямо на меня, и я снова ловила себя на том далеком ощущении, которое возникло в нашу первую встречу. Я знала его настоящее имя. Но это все, что мне было известно о нем достоверно. Прошло почти два месяца, но ничего не изменилось. Он позволил увидеть лишь какие-то детали своего прошлого, кусочки цветной мозаики, которые, как я отчетливо вдруг поняла, не складываются в единую картину. Я по-прежнему не знала о нем главного. Кто он? И какую игру ведет?

Мысль об игре тоже оформилась совершенно отчетливо. Сначала я даже не поняла, почему она пришла мне в голову, а потом мозг зафиксировал то, что Альгидрас, сидевший сейчас за этим столом, совсем не походил на себя самого еще недельной давности. В нем словно появилась какая-то сила. Я отдавала себе отчет в том, что смотрю на человека, который едва не умер меньше недели назад. И что совсем недавно видела его раздавленным, обессиленным, израненным мальчиком. Того мальчика больше не было. Этот Альгидрас был собран и уверен в себе. А еще его щиты вновь стояли наглухо, и до меня больше не долетало даже тени его эмоций.

Скрипнула дверь, и вернулся Радим, прервав нашу игру в гляделки. Он посмотрел на Злату с непередаваемым выражением лица, некоторое время молчал, а потом осторожно произнес:

– Все покои обыскал. На полочку убрала. За горшочки с мазями.