И равнодушно смотрят небеса...

давали отчет о контактах контролеров с заключенными. Лис, очевидно, не давал такую

информацию, поэтому большинство из его попыток наладить контакт с попкарями давали

положительный результат. Хорошие отношения с дежурившим на этаже попкарем всегда

приносили свои плоды обеим сторонам: камера подкармливала контролера вкусненьким

из передач, заваривала ему чифир, коротала за разговорами часы его ночного дежурства, взамен получая ценнейшие по тюремным меркам блага — открытую кормушку в летнюю

жару, возможность передать в соседнюю камеру или получить пакован табака или чая и

даже, высунув голову в кормушку, перекинуться с подельником, сидящим на этом же

этаже, парой слов. Бывало, попкари предупреждали нас о готовящемся шмоне; в «свою»

смену можно было без опаски поиграть в карты, набить татуировку, а то и выпить водки.

Однажды добрая тетка принесла мне мазь Вишневского, когда у меня в течение

нескольких недель никак не проходил нарыв на пальце (сдуру выдрал заусенец)…

Из моего рассказа может показаться, что контролеры, в общем, нормальные, чуткие и

сердобольные люди. К великому сожалению, это не так, и я привел вам далеко не

типичные примеры. Это на их глазах творился беспредел в пресс-хатах, где по заданию

оперов выбивались показания и «опускались» подследственные. Это из-за одного из них

умер от инсульта подследственный на нашем этаже, когда в выходной день пьяную рожу

два часа умоляли вызвать лепилу. Это «добрая» попкарша трижды за день вызывала

ОМОН в камеру, где сидел бывший адвокат, настойчиво требующий, чтобы из их камеры

убрали больного дизентерией. Это они вместе с операми паразитировали на заключенных,

«отмучивая» через баландеров вещи и выпрашивая «пайки» у подследственных с их

скудных передач. Все они, как и любой из других тюремщиков, виноваты перед Богом и

людьми за все, что творится за стенами следственных изоляторов и исправительных

учреждений. Какими бы хорошими они ни были, все равно каждый из них представляет

собой кирпичик в мрачном здании жуткой карательно-репрессивной системы.

Нужно было просидеть много времени в камере, чтобы контролеры, присмотревшись к

вам, поняли своими затуманенными алкоголем мозгами, что вы не представляете для них

никакой опасности, и начали если не хорошо к вам относиться, то хотя бы не обращать на

вас внимания. Должно было пройти больше двух лет для того, чтобы я мог послать

попкаря в камеру к знакомым и попросить передать для меня табака и чая. Меня уже

хорошо знали, не боялись, что я кого-то из них заложу (а я никого из них никогда ни о чем

серьезном и не попросил бы!), и поэтому не отказывали.

Практически все контролеры, не зависимо от пола и возраста, к концу дня, особенно в

выходные, когда не было начальства, напивались, как свиньи. Один из них частенько

развлекал наш этаж по вечерам громкими песнями, волая в коридоре до полуночи.

Старожилы рассказывали, как одна моложавая попкарша, напиваясь, регулярно выводила

понравившегося ей арестанта в оперской кабинет, где придавалась с ним блуду, причем ее

похотливые вопли были слышны во всех камерах. В конце концов ее таки уволили. За

деньги можно было на короткое время «заехать» в камеру к «подельнику», приятелю или

на разборку.

Все они участвовали в шмонах. Многие из них наотрез отказывались открывать

«кормушки» в жару, а были и такие, которых я видел только выходя из камеры —

угрюмые, нелюдимые, всех ненавидящие.

Контролеров в тюрьме много. У каждого из них своя работа, и если кто-то в смене бывал

замечен в попытке что-то передать на свободу, его увольняли, а смену «каруселили» —

бросали на разные корпуса, ставили на «вышки» (на охрану периметра СИЗО в

специальных будках на внешних стенах) и тому подобное. Но если смена не «залетает»,

то, как правило, положение ее стабильно и она прикреплена к одному месту. На прогулку

подследственных выводят контролеры прогулочных двориков, контролеры бани — в баню,

«больнички» — в медчасть, свиданки — на свидание, передач — принимают и иногда

вместе со шнырями приносят передачи, боксиков — принимают и отправляют

подследственных в ИВС и суды, а осужденных и «транзитников» — на этапы.

22. Отверженные

Эта та самая тема, которая почему-то интересует многих, особенно женщин. Кто-то когда-

то внушил нашему народу, что в тюрьмах сплошная поножовщина и тотальный

гомосексуализм. Сокамерники Знаменного со смехом рассказывали мне на «боксиках» о

его дебютном заезде в хату. Как положено, его приняли, указали, на какую нару положить

матрац, напоили чаем. Немного освоившись, он задал вопрос, который, видимо, волновал

его больше всего: «Мужики, а как нужно себя вести, чтоб в жопу не трахнули?» Народ

выпал в осадок…

Раньше я считал гомосексуалистов отверженными и несчастными людьми, несмотря на то,

что я достаточно демократичен в этом вопросе и считаю, что каждый вправе выбирать, с

кем ему спать. Нетрадиционная сексуальная ориентация кого-то из бомондовской тусовки

у меня, как и у большинства нормальных людей, вызывала недоумение и даже некоторое

сочувствие. Столкнувшись с этой человеческой проблемой в тюрьме (а там действительно