И равнодушно смотрят небеса...

который, напившись, упал в витрину магазина, разбил ее и уснул прямо на выложенном

товаре. Его осудили за попытку ограбления, и на зоне все над ним потешались до конца

его срока). Любого новенького на бараке сначала «пробивают»: подсылают к нему

«бешеного», который на него грубо «наезжает», и внимательно смотрят за реакцией. Если

«включил заднюю», хотя был прав на все сто, акции резко падают, если же дал достойный

отпор — больше не трогают. В первом случае сразу после «пробивки» новенького

попытаются «поставить в стойло», как-то унизить, что-то отобрать, обязать. Легкое

подтрунивание может вскоре перейти к прямым оскорблениям, и, если он снова

растеряется и смолчит, — пиши пропало, съедят. Того, кто мало отсидел в тюрьме или был

арестован в зале суда и не имеет достаточно опыта общения в уголовном мире, в зоне

запросто могут сделать должником. Методы те же — игра «под интерес», «постановы»

(искусственное создание ситуаций, приводящих к бочине), предложение «безвозмездной»

помощи и т. п.

Классика. «Ты не мог бы принести из моей тумбочки пачку сигарет?» Новенький идет,

берет, приносит, отдает. Тот открывает: «Не понял?! А где пятьдесят долларов, которые

здесь лежали?» Какие доллары, где лежали? Понятия не имею. Тут же находится пара его

друганов, которые под присягой готовы подтвердить, что видели, как он клал в пачку с

сигаретами полтюх баксов. «Опа, так среди нас крыса…» И новенький мало того, что уже

должен, — его репутация под вопросом, что весьма и весьма хреново.

«Не верь, не бойся, не проси» — в местах лишения свободы эту поговорку нельзя

забывать ни на секунду!

Девяносто процентов сидящих в колонии попали сюда за дело, процентов двадцать из них

я бы не выпускал на свободу вообще, потому что это законченные уголовники и наверняка

по выходу снова совершат преступления, которые планируют уже здесь. Это их образ

жизни, и они навсегда потеряны для общества как полезные его члены. Остальные десять

процентов, к которым я отношу и себя, попали сюда случайно. В основном я общался

именно с такими — директорами магазинов и фирм, работниками исполкомов,

министерств, управляющими банков, страховых компаний, коммерсантами из большого и

малого бизнеса. Это абсолютно нормальные люди, которых Система по тем или иным

причинам убрала от дел, освободив место для «своих» ставленников. Все они тихо-мирно

сидели свои срока, смиренно дожидаясь льгот на «поселки» и условно-досрочные

освобождения (УДО). Зоновское начальство прекрасно понимало, что такими кадрами

разбрасываться не стоит, и использовало их знания в своих целях. Основная масса

работала на «теплых» местах — в конструкторских отделах, бухгалтериях, на картотеках.

Кое-кому предлагали даже места завхозов. Например, Знаменный, побродив по зоне

несколько месяцев и сменив несколько мест работы, таки «решил вопрос» с оперчастью и

стал завхозом первого отряда. Правда, вверенные ему зэки поговаривали, что «у нас на

отряде завхоза фактически нет» — слишком уж он был покладистый и ленивый, зато у

него теперь была своя шурша с телевизором, где он мог делать что хотел.

Весной следующего года мне подошла льгота, позволяющая сменить зону на поселок. Я

ужасно волновался, ожидая какой-нибудь «подставы» со стороны они на меня повесили.

Но откровенно переговорив со старшим опером, человеком, надо сказать, неплохим, я

получил все гарантии, что уйду на «поселок».

Однако волнение не оставляло меня до последнего дня, когда таки состоялся выездной суд

и мне за хорошее поведение заменили режим содержания на более легкий — колонию-

поселение… В течение недели я сдал все дела, побегал с обходным листом и был

переведен в ИТКП № 109, которая находилась в то время на ул. Ковтуна в районе

Коммунальной на Новых домах (ее вскоре перевели куда-то за город, по-моему, в

Солоницевку).

29. Колония-поселение

Нас было человек десять-двенадцать со всей зоны, которых привезли на поселок в

обыкновенном автобусе. Заехав в ворота со «стаканом» дежурного войскового, он

остановился около большого пятиэтажного здания. Нас выгрузили во дворе, провели на

этаж и поселили в одной большой комнате — «карантине». Завхоз карантина выдал

постельные принадлежности, и мы начали проходить необходимые процедуры —

медосмотр, флюрографию, прививки, баню, регистрацию в отделе кадров. Потом нас

сфотографировал фотограф, само собой, тоже из осужденных. Обед и ужин в столовой

оказались вполне сносными и в корне отличались от зоновской баланды. Мы

переночевали, и на другой день с утра нас разбросали по отрядам, этажам и комнатам.

Это было обычное общежитие с комнатами, рассчитанными на четверых. По коридору

каждого этажа их насчитывалось что-то около двух десятков (всего в колонии было

человек триста). Кровати с панцирными сетками, чистое белье, общая кухня с газовыми

плитами и посудой, запирающейся в шкафчики, принадлежащие конкретным комнатам.

Актовый зал с телевизором, но магнитофоны и телевизоры были почти в каждой комнате

свои. Красота! Но больше всего меня поразил внутренний двор с небольшим плацем, где