— Попробовала бы, — фыркнула Какоурова.
— Ты можешь относиться ко мне, как тебе угодно — это твоё право. Но если ты не прекратишь вот эти свои выходки, если будешь толкать меня и оскорблять, то я буду вынуждена на тебя пожаловаться.
Подруги Алины дружно прыснули.
— Кому? Мамочке? Ну, беги жалуйся.
— Причём тут мамочка. Я пойду к Людмиле Николаевне.
Это их насмешило ещё больше. Какоурова тоже захохотала, громко, заливисто, но почти сразу резко оборвала смех и зло прошипела:
— Чеши отсюда, пугало огородное.
Жаловаться к директору Саша, конечно, не пошла. Как-то несерьёзно это, подумала. По-детски. И что она скажет? Людмила Николаевна, меня девочки обижают? Глупость же. Только выставит себя на посмешище.
Какоурова же после Сашиной угрозы обозлилась ещё больше. Хотя трогать — больше не трогала, даже пальцем, но зато весь день цепляла её и высмеивала. По всем пунктам прошлась: что это у неё на ногах? На какой помойке эти говноступы она нашла? А этот балахон поносного цвета, видать, ещё прабабушка вязала. А штаны? С какого бомжа сняли это убожество?
А ведь не только она одевалась попроще в их группе. Да все почти. Им сразу так и сказали: наряды оставьте для других мест, а на занятия носите то, что удобно, и то, что нежалко выбросить. Но Какоурова высмеивала почему-то только её одну.
Саша старалась не обращать внимания, но это сложно. Все эти «лахудра», «пугало огородное», «страшила», ухмылки, шепотки летели в спину и больно жалили.
И непонятно, за что вдруг Какоурова на неё взъелась? А главное, как себя вести?
Никогда Саша не попадала в подобные ситуации. В школе её не трогали. Особой любовью одноклассников она, может, и не пользовалась, но и явной антипатии ни у кого не вызывала. Общалась со всеми на уровне привет-привет, пока-пока, давала списать, когда просили. Никто её не обижал. Никогда…
Ну если не считать единственную подругу Нину, с которой они в десятом классе поссорились. Хотя, говоря откровенно, ссоры как таковой не было, просто Саша случайно услышала разговор Нины с кем-то по телефону. Точнее, несколько фраз, брошенных мимоходом: «Нет, Фурцеву приглашать не буду, да ну её. Ну да… дружим… Ну и что с того? Просто с ней полезно дружить, вот и всё…».
Нина шла по пустому школьному коридору, и её бодрый голосок в тишине звучал вполне отчётливо:
«В конце концов, это мой день рождения — кого хочу, того и зову. А если тебе так хочется с ней пообщаться, можешь сам…»
В этом моменте Нина осеклась — это она вывернула из-за угла и увидела Сашу. Та стояла возле кабинета английского, ждала, когда начнётся факультатив. Про свой день рождения Нина её накануне предупреждала, мол, погулять не получится, предки против. Да Саша и не рвалась, в общем-то.
Нина скомкано попрощалась с кем она там говорила, неуверенно улыбнулась, залепетала приторно:
— Сашульчик, а ты чего тут стоишь? У тебя же английский… Или что, англичанка не пришла?
Саша ей тогда слова не сказала, просто отвернулась к окну, потому что чувствовала — если заговорит, то расплачется, а этого ей уж точно не хотелось. Потом она так же молча отсела от подруги, удалила из скудного френдлиста в соцсетях, внесла в чёрный список в телефоне и даже не здоровалась больше.
В классе, конечно, все сразу заинтересовались, что между ними произошло — ведь с самой начальной школы дружили, но Саша хранила строгое молчание, а что говорила Нина — она не знала. Но что-то, наверное, всё-таки говорила, потому что вскоре вопросы отпали.
Пару раз, сразу после ссоры, Нина её подлавливала, просила прощения, но Саша с каменным лицом проходила мимо. Если бы подруга просто не хотела её звать к себе — она бы простила, точно простила. Но вот это "с ней полезно дружить" жгло очень долго.
Разрыв с подругой Саша переживала очень болезненно. Позже несколько раз порывалась написать ей, помириться, но сдерживалась. Особенно было обидно, что Нина-то замену ей нашла довольно быстро и выглядела при этом очень даже весёлой и радостной, а Сашу перестала замечать, будто не было девяти с лишним лет дружбы. Сколько тогда Саша слёз в подушку выплакала…
В училище Саша ни с кем не сдружилась, она бы, может, и хотела, ой, да конечно, хотела бы, но как? Она не представляла, как люди так запросто сходятся? Как находят друг друга? Как у них получается так легко болтать обо всём и непринуждённо держаться, как будто прожили бок о бок сто лет? А потом так же легко расставаться? Она, наверное, ненормальная. Сначала никак не может преодолеть дистанцию, а потом, наоборот, врастает в человека всей душой, а отдирать себя приходится с кровью, с мясом. После такого она чувствовала себя инвалидом, живым трупом и очень медленно приходила в себя.
С парнями дело обстояло ещё хуже. То есть вообще никак. Молодые люди её попросту не замечали. Если кто и удостаивал взгляда, то случайного, беглого, рассеянного.