И сердце пополам

Оператор пиццерии ответил почти сразу приятным мужским голосом. Саша, запинаясь, кратко обрисовала ситуацию и в конце робко, извиняющимся тоном предположила:

— Может быть, вы адрес не так расслышали?

— Вероятно, так оно и есть, — на том конце ничуть не обиделись, наоборот, тоже стали извиняться.

Саша нажала отбой и осмелилась вновь посмотреть на парня. Тот всё так же озирался по сторонам, потом повернулся к ней, с улыбкой произнёс:

— Неплохо у вас. Как в музее. Ну? Что сказали?

— Да, ошиблись… Извинились. Обещали разобраться… А куда вы теперь её повезёте? По нужному адресу? — спросила Саша и мысленно себя отчитала: «Что ты пристала к нему? Тебе-то какая разница? Уж не знаешь, что спросить. Всё равно он сейчас уйдёт, а через час про тебя и не вспомнит».

— Пиццу? Да нет. Она и так уже холодная. А пока ещё там разберутся, куда надо везти… Знаете же, поговорку — хорошая пицца долго не живёт. И это не потому что её махом съедают, а потому что остывшая она уже совсем не то.

— Можно ведь и в микроволновке разогреть.

— Держите, — парень всучил ей пакет с коробкой. — Как раз и разогреете.

— Но как…? Давайте я за неё заплачу? — растерялась Саша.

— Ну ещё чего! Это ж наша ошибка. Так что, считайте, это компенсация за доставленное беспокойство.

— Я не могу, как-то неудобно…

— Держите-держите, — парень так искренне, так по-доброму улыбнулся, что Саша невольно разулыбалась в ответ. Уходя, он оглянулся и весело ей подмигнул.

Саша ещё с полминуты стояла в прихожей с мечтательной улыбкой. Какой, а! Такой красивый, а всего лишь разносчик пиццы. Даже странно. Такие обычно в модели идут, в киноактёры или в рекламу сниматься. Такие обычно страшно заносчивы, а он простой и добрый. Жаль, что он ушёл. Жаль, что она даже не знает его имени. Вообще ничего не знает. А даже если бы знала, что с того? Ведь не стала бы она его искать. Разумеется, не стала! Но это давало бы ощущение, пусть и иллюзорное, что если вдруг ей захочется снова с ним встретиться, то это возможно. Ну хотя бы пофантазировать об этом она могла. А так — всё. То есть ничего. Ничего и никогда, без вариантов, без малейшего шанса…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Хотя стоп! Она ведь знает, где он работает. Если вдруг что… А что — Саша и сама не знала, но обрадованная быстренько вымыла руки, выложила пиццу на большое стеклянное блюдо и поставила в микроволновку.

Про Какоурову и думать забыла. И даже когда вспомнила — отмахнулась от случайной мысли, как от назойливой мошкары. Плевать на дуру Какоурову. И на бабку в трамвае плевать. И колено уже почти не болит.

Саша поймала себя на том, что улыбается. Ну, надо же — случайная ошибка неведомого оператора с приятным голосом и ей уже хорошо. И не верится даже, что четверть часа назад она чувствовала себя бесконечно несчастной. Спасибо тебе, неведомый оператор!

Мать вернулась с работы около семи. Узрела ополовиненную пиццу на кухонном столе и удивилась: откуда?

— Заказала, — почему-то соврала Саша.

Ей отчего-то очень не хотелось рассказывать матери про этот забавный эпизод. Казалось, что расскажи она — и волшебный флёр, который до сих пор незримо витал в воздухе и заставлял её беспричинно улыбаться, тотчас исчезнет. Бесследно раствориться, и вновь вернётся глухая тоска и отчаяние.

— Не понимаю, — буркнула мать. — В холодильнике есть рассольник, котлеты и сырники. Зачем ещё пицца? Вредная еда, к тому же…

Саша не стала спорить, бросила добродушно:

— Просто мне вдруг очень захотелось пиццы.

Она вымыла посуду и ушла к себе. Номер оператора Саша предусмотрительно сохранила. Вдруг снова захочется пиццы? Хотя вряд ли приедет он. Сколько их — таких разносчиков.

Ну ничего, если понадобится, она что-нибудь придумает, решила Саша, но тут же сама себя одёрнула: «Не сходи с ума, Фурцева. Совсем уже одичала от одиночества. Стоило парню улыбнуться — и ты растеклась лужицей. И гордость забыла, и мозги порастеряла».

Нет, всё-таки страшное дело — одиночество, хмыкнула она, проваливаясь в сон.

= 19

Тёма поджидал Глеба, как и условились, на детской площадке перед домом. Прячась от ветра, он, согнувшись в три погибели, забрался в домик и там курил. Так что Глеб не сразу его нашёл, пришлось звонить на сотовый.

— Ну? Как? — поинтересовался Тошин, притушив окурок. — Познакомился?

— Погнали домой, там всё расскажу.

— В подробностях! А то я чуть не околел за эти десять минут.

Пока добрались до дома, чуть оба не околели. Ветер засыпал колючим снегом, с воем впивался в кожу, выискивал прорехи в одежде, норовя забраться поглубже.

Уже в комнате Глеба, напившись горячего чая, вернулись к разговору.

— Ну, рассказывай, — Тошин разве что руки не потирал от предвкушения.

— Да нечего так-то рассказывать. Пришёл, позвонил, вот вам пицца. Она… ну ты сам знаешь, стала отнекиваться, тебе вон звонила.

— Ага, вежливая такая, кстати. И голосок приятный.

— Голос нормальный, да.

— А так, не понравилась?

— Да что там может понравиться? Такое же чучело, как мамаша.

— Что, страшная вблизи?