И сердце пополам

Утром оба спали как убитые, не обращая внимания на шум вокруг. За стеной надрывался Лепс, за окном голосила чья-то сигналка, в дверь тоже регулярно тарабанили.

Саша проснулась первой, да и то ближе к полудню. Не удивительно — оба заснули на рассвете. Выныривать из объятий Глеба она не спешила. Хотелось вообще остановить это мгновение. Вот так лежать, смотреть на него спящего, чувствовать его тепло и запах, улавливать дыхание. И ничего он, кстати, не храпел…

Ночью Саша пыталась выведать у Глеба, сколько у него было девушек. Отвечать тому явно не хотелось, и в конце концов он заявил, что не помнит. Оправдался, что не вёл ведь подсчёт.

Лучше об этом не думать вообще, сказала себе Саша. Зачем портить настроение?

К тому же у них есть ещё целое воскресенье. Глеб ей вечером предлагал разные варианты, куда можно пойти развлечься. Она соглашалась на всё, хотя на самом деле ей нравилось просто быть с ним вдвоём, неважно где. Впрочем, здесь, в его комнате — нравилось даже больше, чем где-либо.

В дверь снова постучали. Глеб и бровью не повёл.

— Глеб, кто-то пришёл, — потрясла она его за плечо.

Он, не разлепляя глаз, пробормотал:

— Сто пудов это Тоха. Пусть уходит.

— Так разве можно? — удивилась Саша.

— Почему нет? Все, кто мне нужен, находятся здесь.

Гость, не дождавшись ответа, ушёл, но почти сразу позвонила мать и слёту забомбила упрёками и вопросами: где? как? всё ли нормально? когда домой? и, главное, почему сама не позвонила?

Пока Саша оправдывалась, Глеб проснулся и наблюдал за ней из-под полуопущенных ресниц.

— Мама ругается? — спросил с тёплой усмешкой.

— Не то чтобы… просто тревожится.

Саша поднялась с кровати, но он поймал её за руку.

— Иди ко мне… — затянул обратно.

Поцеловал запястье, сгиб локтя, плечо, ключицу. Затем ласки стали откровеннее, нетерпеливее, жарче. И этот жар передался Саше. Всего лишь прикосновениями Глеб заставлял её трепетать и плавиться изнутри…

Позже они всё-таки выбрались из дома. Глеб потащил её в недавно отстроенный торгово-развлекательный центр.

— Сходим в кино, а можно потом ещё и на картах погонять, — предложил он.

Саша, не думая, согласилась, хоть и понятия не имела, что такое карты в том контексте, в каком говорил Глеб. Но почему бы и нет?

До сеанса оставалось больше часа, и они решили скоротать время в кафетерии. Взяли по чизкейку и ягодному десерту.

— Любишь сладкое? — улыбнулся Глеб.

— Смотря какое, вот такое — люблю, это вкусно, — задумалась Саша, подцепила ложечкой десерт и отправила в рот. — А вот конфеты как-то не очень.

— У тебя вот тут осталось… — Глеб коснулся пальцем нижней губы.

Она облизнула:

— Всё?

— Почти, — шепнул он, быстро наклонился к ней и поцеловал. Потом выпрямился. — Теперь всё.

Его взгляд скользнул куда-то ей за спину. И тотчас стал холодным и настороженным. И сам Глеб сразу подобрался и напрягся, хотя ещё секунду назад был расслабленным и благодушным.

Саша обернулась. Но за стеклянной витриной никого не увидела. Никого конкретного, просто обычный поток людей.

— Ты кого-то увидел? — спросила она.

— Да нет, не бери в голову. Так, ерунда, — отмахнулся Глеб. И даже вполне искренне улыбнулся ей.

Но Саша чувствовала — не ерунда. Она не понимала природу этого странного, но неотвязного ощущения, будто сейчас случилось что-то плохое. Неотвратимо плохое. И что бы Глеб ни говорил, она видела — он это тоже почувствовал.



= 40

Анна Борисовна Фурцева места себе не находила — ждала дочь. Ничего толком делать не могла, даже работа не клеилась. Ждала все выходные, почти с той минуты, как та уехала на встречу к своему курьеру. Про себя Анна Борисовна называла его только так, вкладывая в «курьера» всю свою еле сдерживаемую неприязнь к этому неведомому парню.

И дело было, конечно, не в том, что работа у него по её меркам не фонтан. А в том, что видела в нём угрозу для дочери.

Ведь та уже не просто увлеклась, а влюбилась по-настоящему. Как она сохла, когда этот мерзавец не давал о себе знать!

У Анны Борисовны сердце изболелось за те десять дней, что девочка её страдала. И не понимала, наивная, что этот парень с ней просто развлекается, что нет у него никаких к ней чувств, никакого серьёзного отношения — иначе обязательно хотя бы позвонил.

И ведь голову ей свою не приставишь, а та не желает ничего слышать. Как только Анна Борисовна заводила разговор, Саша начинала тотчас спорить с ней, сердиться, утверждать, что мать сама ничего не понимает, равняет всех без разбору по её отцу и на воду дует. А то и вовсе замыкалась в себе, так что до неё не достучишься.

И что оставалось делать? Только мучительно наблюдать со стороны, уповая, что ничего плохого не случится.

И вот теперь эти выходные… Анна Борисовна уже сто раз себя обругала за то, что дала слабину и отпустила Сашу неизвестно куда. А вдруг он её там обидит? Хоть Саша и сообщила по телефону, что всё у неё прекрасно, но это мало успокаивало. И капли не помогали унять тревогу.