И снова девственница!

– Вот наглец! – Подлокотники жалобно затрещали под пальцами Базальда.

Неожиданно дверь снова отворилась, явив нахальный нос-клюв.

– Не вздумай принимать никаких решений, пока я не допрошу Грэзиэну! – и маг хлопнул дверью.

– Разбаловал я его, – проворчал король и двинулся в сторону бара. – Совсем от рук отбился!

В тиши кабинета раздалось многозначительное бульканье.

– Стража! – заслышав торопливые шаги, король продолжил: – Леди Шалырду в мою опочивальню. Живо!

Люба сидела тихо, как мышка, окончательно перестав понимать суть происходящего. Куда ее привели? По чьему-то приказу или она просто понравилась бородатому мужику? Чего еще можно ожидать от этого распроклятого мира? Ее так достали эти американские горки, что она с удовольствием послала бы всех в ад и собственноручно захлопнула за ними дверь. Если потребуется – изнутри. Зябко обхватив плечи руками, Люба продолжала накручивать себя, погружаясь в пучину собственной мнительности, так что к тому времени, когда в дверь вошел не кто иной, как сам герцог Дагонский, она подскочила, словно освободившаяся наконец из тисков пружина.

Сердце ходит ходуном, глаза пылают, кулаки сжаты до побелевших костяшек. Лишь в общей нервозности движений угадывается страх.

– Не бойся. – Корд протянул к Любе руки. – Пока все думают, что ты под арестом, тебе ничто не угрожает.

И устало улыбнулся. Из Любы как будто весь воздух вышел: запал потух, а с ним покинули и последние силы. Корд едва успел подхватить потерявшее опору тело.

– Все хорошо, результаты вскрытия и анализа слюны показали, что принц умер от банальной аллергии. Реакция произошла настолько быстро, что даже целительская магия не помогла. Представляешь? Мы с тобой ломали голову, как бы его спасти, ты рисковала своей жизнью, я вывихнул мозги в поисках выхода и таки нашел его, а он… у него оказалась острая непереносимость желчи богомола.

Параллельно с объяснениями Ворон аккуратно усадил Любу в уютное кресло, открыл шкаф, где хранил запасы готовой еды в стазисе, быстренько сервировал стол и устроился напротив.

Облегчение позорно затопило все муки совести. В данный момент ей было нисколько не жалко усопшего, она ощущала лишь безмерное счастье, что завтра ее не отправят на плаху.

Конечно, позже, когда сильные эмоции улягутся, она еще не раз вспомнит о неплохом, хоть и слабохарактерном парне. Помянет, поставит свечку в храме за упокой души.

Ели жадно, молча, наслаждаясь приятным ощущением наполняющегося желудка. Лишь после того, как была съедена последняя крошечка последнего кусочка, они осмелились перейти к разговору.

– Даже не знаю, с чего начать, – резко выдохнув, приступила к объяснениям Любаня. Теперь, когда с ее стороны контракт был реализован, ограничения снимались. Вот если бы Брэг успел выполнить свою часть обязательств, тогда она не смогла бы даже матери ничего рассказать, а так… так дело зависло на промежуточном этапе, что развязывало ей руки. Точнее, язык.

– Может, с самого главного? – не стал теряться главмаг. – Или хотя бы с простого, – заметив смущение, добавил он.

– Черт. – Она в волнении закусила губу и лихорадочно выбирала: говорить о ребенке или сразу приступить к тому, что она иномирянка.

Если бы дело касалось кого другого, вопрос бы даже не стоял (кому какое дело до ее личной жизни?), но этот мужчина совершил в ней настоящую гормональную революцию. А уж как смотрит, чертяка…

– Занимательное начало, – не дождавшись продолжения, пошутил Корд. – Давай ты скажешь, как тебя по-настоящему зовут.

– Люба, – с облегчением выдохнула лжепринцесса, а потом поправилась: – Любовь.

– Любовь. – Он смаковал, перекатывал буквы по языку, наслаждаясь красотой звучания. – Интересное имя, но странное. Я такого даже в других языках не встречал.

– Оно нездешнее, – сцепила пальцы в замок Люба. – Я сама нездешняя.

– Понятно, – кивнул главный маг, наклоняясь все ближе к прекрасной незнакомке. – А как же генетический анализ?

– Подделка.

– Это я и так знал, – ехидно ухмыльнулся Ворон. – Вопрос – откуда образцы?

– От короля Меравии.

То, что Люба удивила, – это слабо сказано. С учетом того, что меравийское посольство изрядно тогда потрепало нервы.

– Гмыр, я так не могу, это просто какая-то невообразимая бесконечность! – Внезапно он оказался совсем рядом, схватил Любу в охапку и запечатал рот обжигающим поцелуем.

Стоит ли говорить, что коленки у бедняжки, и без того ослабшие, подкосились, голова закружилась, а гормоны с криками: «Наконец-то! Давно пора! Гип-гип ура!» – и прочими непатриотичными лозунгами заполонили мозг.

Очнулись они в кровати, запыхавшиеся, как два сердечника, с частичной потерей одежды. У нее куда-то таинственным образом исчезли чулки (странно, что не халат – любимый, точнее, нелюбимый, учитывая то, что снимать его обычно спешили в первую очередь, предмет одежды у мужчин), у Ворона отсутствовал камзол и пара верхних пуговиц на рубашке. Люба определенно не испытывала страсти к чулочно-носочным изделиям.