У стены маленький письменный стол. На нем телефон, письменный прибор и керосиновая лампа, переделанная по просьбе Владимира Ильича на электрическую. Тогда в Смольном не было электрического света. Можно было вывернуть патрон с электрической лампочкой, налить керосин и ввернуть горелку, после чего зажигать лампу, как обыкновенную керосиновую.
У другой стены небольшой диван и два кресла в белых чехлах. Этот уголок ленинской комнаты знаком всем по картине художника И. Бродского «Ленин в Смольном».
Итак, вернемся к рассказу о круглом зеркальце, которое находится в комнате Ленина, и солдате, подарившем это зеркальце Надежде Константиновне.
...Более 45 лет не был Степан Павлович Желтышев в Ленинграде. И вот впервые после января 1918 года, в 1963 году, оказался он в ленинской комнате, где в исторические дни Октябрьской революции бывал по нескольку раз в день.
Можно себе представить настроение и непередаваемо волнующие чувства Степана Павловича, когда он перешагнул порог ленинской комнаты.
Здесь же, в Смольном, я встретился с Желтышевым и записал беседу с ним на магнитную пленку. Свой рассказ Степан Павлович начал с воспоминания о первых днях революции:
— Двадцать пятого и двадцать шестого октября я был начальником пулеметной команды и проверял посты, больше ничего не делал. С Ильичем в то время мы еще не были знакомы.
— Конечно, был.
—
— Да, речь была очень хорошая. В Смольном выступали разные ораторы, допустим Дан. Но не понять было, о чем они говорят, наскажут какие-то заграничные слова. А Ленин говорил четко, ясно, понятно. Например, он сказал о прекращении войны. Нас, солдат, это всех касалось, ведь надоело воевать уже. Всем хотелось домой ехать. Ленин читал Декрет о земле. Землю от помещиков отобрать, передать в распоряжение крестьян.
— Я был за старшего в команде. Раз вызывает меня Владимир Ильич. Прихожу, постучался. Захожу. Ильич ласковый, внимательный. «Здравствуйте», — говорит. «Здравия желаю, товарищ Ленин». — «Кто вы будете?» Я отрекомендовался — такой-то и такой-то. «Ну, хорошо, — говорит Владимир Ильич. — Один человек требуется из вашей команды для охраны в Совете Народных Комиссаров. Сумеете подыскать?» Я говорю: «Постараюсь, товарищ Ленин».
На другой день пошел докладывать. Только зашел, а Ильич не забыл и фамилию мою и здоровается: «Здравствуйте, товарищ Желтышев, ну как дела? Подобрали человека или нет?» Я говорю: «У нас в команде нет подходящего человека, совсем надежного, который смог бы выполнять эти обязанности». — «Нет, товарищ Желтышев, вы не правы. Не может этого быть. Ну, раз уж не сумели подобрать, придется вам самому выполнять эти обязанности».
Поблагодарил я товарища Ленина за оказанное доверие и каждый день работал с ним вместе. Какие Владимир Ильич даст поручения — все выполнял.
Я наблюдал, как Владимир Ильич работал. И когда он только ел? Ночами часто сидел и работал.
Однажды хотел угостить его своим супом солдатским. Он за это сделал мне выговор. «Вы, — говорит, — откуда взяли?» Я говорю: «Осталось». — «Да что вы, буду я солдат обижать? Для солдат привезли, пусть солдаты и едят. А мне надо другой, свой».
Ильич в первые дни после революции совершенно не спал.
Надежда Константиновна тоже работала долго.
Приходил сюда ночевать. Мог в двенадцать часов ночи прийти, а уж в шесть-семь часов утра Ильича тут не захватишь.
Ильич был мягкий, добрый. Бывало, по коридору идешь, хочется вперед поздороваться с ним, но это не удавалось. Редко когда первым поздороваешься. Шагов за десять подойдешь, а он уже: «Здравствуйте, товарищ Желтышев! Как дела?»
С первого дня Ильич хуже жил, чем мы, солдаты. Кипяточек на этой самой спиртовке грели для него. А впоследствии организовали здесь столовую. Этой столовой Ильич назначил меня заведовать.
— Мы с Мальковым, комендантом Смольного, спустились как-то в подвал посмотреть, что осталось после благородных девиц (до революции в Смольном был их институт). Разбили один ящик, вот это самое зеркальце там и попалось, интересным оно мне показалось, вот я его с собой и забрал.
Потом там был какой-то особенный стул, нерусский, видно, я не видел никогда таких стульев. Мне тоже он интересным показался, и я притащил его сюда. Вместе с зеркальцем.
Начали стул собирать. Собирал, собирал, ничего не получается, он, видимо, был неисправный.
Ильич глядел, глядел и стал мне помогать. Мы долго складывали. Так ничего у нас и не получилось. С улыбкой Ильич сказал: «Видимо, вещь буржуазная, хочет нас с вами перехитрить».
...Зимой 1918 года Желтышев уехал из Петрограда в отпуск к себе на родину в Уфимскую губернию.