И снова здравствуйте!

Следующие несколько часов я работал «хвостиком». Мама на кухню — я за ней, мама в спальню — я за ней, мама в гостиную — я за ней, мама на улицу… а вот тут она удивилась. Она-то видела меня последний раз, когда приезжала на Новый год, а с того момента ого-го как времени утекло. Я теперь и во двор, и в сад, а, иногда и, даже, в бассейн частенько хожу самостоятельно. Сам одеваюсь, кричу бабусе что пошёл и ухожу. Не смотря на возраст. А что — город у нас молодой, обустроенный и режимный. Не такой, конечно, как Арзамас-16, в котором я имел честь появиться на свет, но билеты до нашей станции в кассах московских вокзалов можно купить только по предъявлению паспорта с местной пропиской. Ну, дык, в Арзамасе, на минуточку, ядерные бомбы для СССР делают, а у нас — город почти исключительно мирного атома! Почти, потому что во всех наших даже самых-самых мирных НИИ, типа Научно-исследовательского института сельскохозяйственной метеорологии, непременно имеются хоть какие-нибудь оборонные «тематики». Ну да так сейчас во всей советской науке… Так что преступности в нашем городе практически нет. Как и, слава богу, ювенальной полиции. Вследствие чего детвора тут может шляться по улицам совершенно свободно. Теоретически. А практически каждый раз, когда я в одиночку бегу в бассейн, меня непременно остановят одна-две женщины и поинтересуются — где мои родители, и не потерялся ли я. Сами. Безо всяких полицейских… Так что в саду, я теперь только до обеда. А после обеда я почти каждый день в бассейне. Ну, кроме выходных. Понедельник, среда и пятница у меня секция по плаванью, а вторник, четверг, суббота — гимнастика, зал для занятия которой так же расположен в здании бассейна. Впрочем, на самом деле он называется не бассейном, а детско-юношеской спортивной школой «Квант». Бассейн же, типа, всего лишь одно из её подразделений… Вот я и, заметив, что мама собирается, быстренько переоделся в уличное и поскакал за мамой в прихожую одевать сандалики. Вследствие чего мама удивлённо уставилась на меня.

— Ромочка, а ты что со мной собрался?

— Ну да, мам! А что — нельзя? — я проникновенно заглянул ей в глаза и вкрадчиво всунул свою ладошку ей в руку. Не то чтобы я лелеял какие-то тайные планы, просто с мамой было… хорошо. Тепло. Уютно. Так почему бы не потрафить своей детской составляющей? Вот я и отпустил эту самую составляющую в, так сказать, свободное плаванье.

Мама нахмурилась. Хм, похоже, у неё были какие-то планы, которые моего присутствия не предусматривали.

— Нет, сейчас я тебя взять с собой не могу. У меня-а-а… у меня дела.

— Ну, ма-а-ам… — заканючил я. И тут же оборвал себя. Ну что, блин, за сопли! Нет, нельзя совсем уж отпускать реакции своего детского тела. Очень уж они резкие и-и-и… детские.

— Не плачь, мальчик мой! — мама осторожно вытерла мне слезы. — Я ведь приехала на целых три недели! Так что мы ещё много будем вместе, — она прижала мою голову к себе, потом звучно чмокнула меня в лоб и, резко поднявшись, выскользнула в дверь. Я постоял пару секунд, а затем ринулся в комнату, к окну. Забравшись на подоконник (дом дедуси и бабуси представлял из себя позднюю «сталинку», так что стены и, соответственно, подоконники здесь были очень широкие), я прильнул носом к стеклу, уставившись на подъездную дверь. Мама появилась через несколько секунд. Молодая, красивая, с развевающимся за спиной «газовым» шарфом… Быстро дойдя до угла дома, она завернула за него, двинувшись в сторону проспекта. Я сорвался с места и помчался на кухню, потому что проспект можно было увидеть только из кухонного окна.