И снова здравствуйте!

Однако, теперь-то я понимал, что оно было не совсем тем, во что стоило сразу же вцепляться. В нашем городе были и куда более лучшие дома. Например, те же дома-«сталинки», в одном из которых получили квартиру дедуся и бабуся… Плюс у меня была ещё одна причина попытаться переиграть это. Дело в том, что в прошлой жизни я после переезда был переведён в другую школу. Новую. Только что построенную. И, соответственно, с пока ещё не сложившимся учительским коллективом. Вследствие чего, например, тот же английский язык нам пару лет преподавали все, кто не попадя — от разных подменных учительниц из других школ до старшей пионервожатой. Из-за чего родителям пришлось нанимать мне в десятом классе репетитора по английскому. Да я даже английского алфавита к девятому классу не знал! Если же мы сможем получить квартиру где-нибудь старом городе, то мне точно не придётся никуда переходить из своей школы. А она как раз была в городе одной из лучших. Во времена Перестройки на её базе даже создали гимназию, выпускники которой поступали в московские вузы почти поголовно.

— Па-ап, а скажи — ты не думал насчёт того, что может чуть подождать и попытаться взять квартиру в таком же доме, как у бабуси с дедусей? — осторожно поинтересовался я, когда мы уже закончили с завтраком, и мама помыла посуду.

— А зачем? — удивился отец. — Нам же предлагают квартиру в новом доме. Улучшенной планировки!

— Ой, да знаю я эти новые дома, — пренебрежительно махнул я рукой, — комнаты — клетушки, кухня — вообще не развернуться… — и тут же прикусил язык. Потому как откуда я мог их знать-то? Я, ведь, по идее, вот только что вообще узнал, что нам должны квартиру выделить…

— Откуда это ты их знаешь? — насторожилась мама.

— Ну-у-у… й-а-а… это-о-о… мы с пацанами… ну детдомовскими… по стройке лазили… — замямлил я, лихорадочно изобретая, где и как я мог хоть что-то увидеть и узнать.

— Ты не должен водиться с ними, — строго произнесла мама. И вот этого я уже спустить не мог.

— Мама, они — мои друзья, — мягко, но непреклонно начал я, упрямо вскинув голову. Ну вот, снова начинается «лечение». — И я их никогда не предам. Как и они меня.

Мама нахмурилась.

— Рома, ты не понимаешь — может они и тебе и нравятся, но-о-о… не всё так, как тебе кажется. Понимаешь, в детдоме оказываются дети, от которых отказались родители, и-и…

— И вовсе не отказались, а умерли. У троих пацанов из моих друзей родители погибли, — я набычился. — У двоих от бандитов, а у одного как папин папа — от холеры, — мой дед по отцу умер в эвакуации, в Алма-Ата. Так что я его никогда не видел. Дед был главным инженером электростанции и занимался организацией электроснабжения эвакуированной из оккупированных районов оборонной промышленности. Мотался по объектам, спал, где придётся, ел и пил, что нашлось — ну и где-то на объектах заразился холерой. Эта болезнь в Средней Азии вполне себе эндемик, а уж когда туда приехала толпа эвакуированных, а медицинские ресурсы были, в первую очередь, оттянуты на войну, её вспышка стала практически неизбежной… — И у всех они были фронтовики. Так что мои друзья — наследники настоящих героев! — тут я гордо вскинул подбородок. Мама замерла. А что тут скажешь-то? Ну да — умею я поиграть словами. Не то что маму или, там, учителей — завуча по воспитательной работе в тупик ставлю! Так что нравоучение затихло, так и не начавшись… Впрочем, совершенно не факт, что из-за того, что я, так сказать, победил в дискуссии. Просто уже наступило время выдвигаться. Родителям на работу, а мне в школу.