И создал из ребра я новый мир

— Эй. — Она щелкнула пальцами в дюйме от его глаз. Он моргнул. — Либо ты с нами, либо — в обнимку с ногами. Сыграй роль на пятерочку, Джейк.

Она ухмыльнулась по-волчьи и зажала в зубах длинную тонкую сигарету. Джейк улыбнулся ей в ответ, сам не понимая, зачем и почему. Все, что он мог в настоящее время осмыслить, это представление. Самый важный акт в его жизни, звездный час. Делай дело — говори слова — будь убедителен.

Пусть папаша Дэвис гордится тобой.

Скутер чувствовал себя кем-то вроде Рико в исполнении Эдварда Робинсона из того фильма про гангстеров, «Маленького Цезаря»[17], когда нырял в переулок (который был не столько переулком, сколько широким открытым пространством между театром и зданием Ротари-клуба). В груди поселилось авантюрное тепло, будто вместо торса ему поставили водонагревательный бак. Пришлось подавить возбужденный смешок, когда он взял за руку Марджи и повернулся лицом к черному ходу кинозала.

Дверь отставала от косяка не более чем на полтора дюйма. Глаза Скутера скользнули вдоль щели к полупустому пакету попкорна, который кто-то запихнул в самый ее низ, так, чтоб дверь не закрылась.

— У тебя в этом заведении — свои люди? — спросил он, цепляясь за свою гангстерскую фантазию.

— Можно и так сказать, — ответила Марджи с кокетливой улыбкой.

Многозначительно промычав в ответ, он наклонился и заглянул в щель. Прохладный воздух приятно плеснул в лицо, остужая горошины пота на щеках и лбу.

— Ну, что видно? — спросила Марджи.

— Особо ничего. Какие-то коробки, лампочка на потолке. Это какая-то подсобка.

— Значит, горизонт чист?

Сглотнув, он улыбнулся и кивнул.

— Нет времени лучше настоящего, — произнес он, повторяя фразочку, услышанную когда-то в каком-то фильме.

Просунув руку в щель, он распахнул тяжелую дверь и дал Марджи проскользнуть за нее. Сам отправился следом, и, когда дверь за ними закрылась, они будто из полумрака холла шагнули на солнце. Впереди холл переходил в главный вестибюль, где какофония голосов сливалась в неразборчивый рев.

— Ты готов? — спросила Марджи.

Наконец-то Скутер почувствовал себя смелым. Игриво шлепнув подружку по заду, он ответил:

— Готов как никогда.

Рас Кевинью сидел, склонившись над письменным столом у себя в кабинете, одной рукой сжимая щербатый стакан с остатками бренди на дне, другой — не запаленную пока сигарету. Он почти забыл и о выпивке, и о куреве. Все, о чем он мог сейчас думать, — лишь о том, что заснуть не выйдет.

На столе лежал маленький календарь, подпертый картонной закладкой. На верхней странице жирными красными буквами было написано «июль», а слева — «Бензозаправочная станция Макмэхона». Основная часть небольшой прямоугольной страницы состояла из пяти рядов квадратов, тридцать один из которых обозначал дни месяца. Поперек каждого ряда были написаны названия запланированных на эту неделю мероприятий со строчками, обозначающими соответственно показы со среды по вторник: рукой Раса в верхнем ряду нацарапано: «Верхом» и «Вне закона», на втором: «Пункт назначения: Токио» и «Батаан». Начиная со среды третьей недели, Рас написал только два слова: «Заезжее шоу». И хотя он заказал пару фильмов ужасов — «Я гуляла с зомби» и «Безумный вурдалак»[18] — на последнюю неделю июля заранее, по какой-то причине он так и не удосужился вписать их в сетку показов. На самом деле он туда вообще ничего не внес на будущее, несмотря на то, что договоренности были достигнуты уже в сентябре. Он просто не мог взять в толк, зачем продолжать что-то планировать после гигиенической картины, но, откуда это странное непонимание взялось, не понимал.

Так вышло, что кинобизнес процветал, несмотря на нормирование, дефицит и все те жертвы, которые правительство навязывало всей стране, ведь именно война принесла ему такую кругленькую прибыль. Люди хотели сбежать от реальности, даже в военную картину — ведь то сказка, а не быль. Расу еще ни разу не приходилось видеть настолько полные залы в выходные — без разницы, что у него на экране крутилось. Для кино настала золотая пора, и всякий, кто не дурак, проводил бы каждую свободную минуту за придумыванием способов, как состричь с новой упитанной овечки еще больше, чем она дает: поставить ли второй экран, делать ли повторные показы хитов минувших лет на неделе? Рассел Кевинью дураком не был, может, не семи пядей во лбу, но как минимум проницательный малый. И все же он не мог сосредоточиться на делах и разыграть на полную ту карту, что сдала ему война. Единственное, чего ему хотелось, это чтобы все оставили его в покое. И еще — выспаться наконец как следует. Хоть бы и целый месяц кряду — главное, чтоб никто не трогал.

Конечно, Зазывала Дэвис розовой мечте нипочем не даст сбыться.