Потянулись томительные минуты ожидания. Он измерил длину и ширину коридора, посчитал, сколько мраморных клеток покрывает пол, а на душе становилось всё тоскливее и тоскливее. Маришка, его Маришка, сильная. Она справится. Еще немного — и к нему выйдут и скажут, что всё хорошо. Обошлось. И он успокоится, и сердце перестанет так болеть и переживать.
Будто услышав его мольбу, двери в отделение кардиологии открылись, и вышел Акчинский. Только сейчас парень смог его рассмотреть. Андрей Ильич был пятидесятилетним мужчиной, с посеребренной бородой и глазами доброй собаки. Он внимательно посмотрел на парня — видимо, тоже приглядываясь, — стянул с головы колпак, и Дмитрий во второй раз в жизни почувствовал, как по спине заструился холодный пот. Стало нечем дышать, а доктор тяжело опустился на лавочку и стал что-то искать по карманам.
— Черт! Что же ее потащило опять туда? Сколько раз говорил: нечего там делать! Так нет ведь! И ведь всякий раз ей через себя приходится переступать. Один черт едет. Будто что-то новое хочет услышать. А ты чего соскочил-то? Сигареты случайно нет?
Дима закивал, а выговорить не мог и слова. Доктор опять глянул на него.
— Слышь, а может, тебе тоже того?
— Чего — того?
— Валерьянки или корвалола, или чего-нибудь покрепче?
Парень закивал, всё так же не понимая ничего. Андрей Ильич поднялся и тяжело пошел к двери. Дима всё еще стоял у кресел в недоумении.
— Парень, — позвал Андрей Ильич, — здесь у меня ничего нет!
В кабинете Акчинский открыл шкафчик и плеснул какой-то коричневой жидкости в стопку.
— Я… не люблю валерьянку, — выдавил из себя Дмитрий, чувствуя, как плохо слушаются челюсти.
— А кто сказал, что это валерьянка? — усмехнулся одними губами Андрей Ильич и протянул стопку.
Парень взял и понюхал: коньяк. И хлебнул одним глотком, ощущая тепло в желудке и горечь во рту.
Акчинский смотрел внимательно на Диму. Этот парень был первым из всех приятелей Марины, с кем ему довелось познакомиться. Стоял, ссутулившись, бледный, взъерошенный, а в руках подрагивала пустая стопка.
— Маринка…
— Нормально, для нее каждая встреча с родительницей — встряска нервной системы, — протянул врач, перекладывая бумаги на столе. — Слушай, сигарет нет? Курить хочется, аж переночевать негде.
Дмитрий, всё так же не выпуская стопку из рук, стал шарить по карманам. Мужчины затянулись и переглянулись вновь.
— С таким пороком сердца нужно жить в монастыре. Где птички поют, благодать небесная и медитация. В полной гармонии. А она что вытворяет? — произнес Акчинский. — То в поход уйдет, то в горы полезет, то на дискотеку смоется. Я ее двадцать пять лет знаю, и всё время так и хочется пройтись широким, армейским ремнем по заднице.
— Чьей? — не понял Дима. Он стоял, призадумавшись, у окна, и не вслушивался в слова доктора.
— Чьей-чьей! Марты, конечно! — усмехнулся Андрей Ильич.
— Какой Марты?
Доктор вперил в лицо парня тяжелый, изучающий взгляд. То ли правда не знает, то ли придуривается.
— Вы с ней сколько времени встречаетесь?
— С кем?
— Слышь, парень, может, тебе еще налить, а то у тебя какие-то аномалии с головой. Тебя, однако, не пробрало. У меня и крепче найдется. Не хочешь спирта хлебнуть? Неразведенного?
Дима вдруг разозлился.
— Так это вы заладили про какую-то Марту.
— А ты мне сам кого привез? — Акчинскому даже стало смешно: неужто даже своему парню не сказала?
— Я привез вам свою девушку! Ее зовут Марина Леонидовна Стародубова!
— И давно?
— Что давно?
Тут уже разозлился доктор. Вся эта ситуация ему стала напоминать театр абсурда.
— Да ты давно знаешь Марину Леонидовну, или только вчера познакомились?
— Нет, мы уже полгода живем, — пробормотал Дима.
— Полгода живем! — передразнил Андрей Ильич. — И что, полгода — не повод для знакомства?
— В каком смысле?
— Слушай, парень, у меня возникает ощущение, что я угодил в психбольницу, и ты — мой навязчивый кошмар! Может, тебе правда хлебнуть спирта! Или ты всегда такой, прости Господи, тормоз?
— Да это вы говорите какой-то бред. Марта какая-то, пророк! — вспылил Дима.
— Не пророк, а порок! Как так можно жить с человеком и ничего о нем не знать! Ты что, в паспорт ей никогда не заглядывал, что до сих пор не знаешь, что зовут ее Стародубова Марта Леонидовна?! И прости, конечно, но что это за отношения такие, что ты до сих пор не видел у нее послеоперационного шрама на груди?