Ни на кого не обращая внимания, парень привел Ромалу в бар, усадил за стойку и заказал коньяк. Бармен покосился на растрепанную девушку, но не проронил ни слова, а налил в пузатый стакан алкоголь. Дима уверенной рукой взял бокал и влил содержимое в Ромалу. Та не ощутила ни вкуса, ни запаха. Даже не отреагировала никак, лишь глаза по-прежнему лихорадочно горели. Парень переглянулся с барменом, и тот снова наполнил бокал, только уже двойной порцией. Дима вынудил девушку выпить и это. Ромала даже не посмотрела на него.
— А может, лучше валерьянки? — шепотом спросил бармен.
Дима покачал головой.
— Лучше пусть завтра голова болит от похмелья, чем от всяких нехороших мыслей сегодня, — пробормотал Дмитрий.
Парень за стойкой спорить не стал.
Дима заставил выпить еще порцию. И только тут Ромала повела на него измученными глазами. Алкоголь согревал изнутри, и ее перестало трясти. Бармен переглянулся с Димой, кивнул на бокал, от девушки это не ускользнуло.
— Хватит, — просипела она и провела рукой по мокрым волосам.
Дмитрий смотрел на ее пепельное лицо и не знал, что делать. Расспросить, что случилось? Просто отвезти домой? А может, подняться с ней медпункт, пусть ей там поставят лошадиную дозу успокоительного. И неизвестно, сколько бы он так сидел и думал, как вдруг…
— Извините, — раздался мужской голос за спиной.
Парень оглянулся, Ромала тоже повернула голову, которая стала почему-то очень тяжелой, и чуть не свалилась с высокого табурета. А глаза вспыхнули такой болью, будто ей под ногти иголки загнали!
Сашин командир. Он и Дима ее успели подхватить. Она спрыгнула со стула и отодвинулась от военного. Милославский напрягся, увидев вновь лихорадочный блеск в глазах своей девушки. А тот просто протянул ей шарф.
— Ты забыла на нашем столике, — сказал мужчина.
Но Ромала руки не протянула. Дима забрал шарф, и встал поближе к девушке. Бармен с нескрываемым любопытством смотрел на происходящее. В такое время его бар был пуст, и он скучал, натирая стаканы. Дмитрий же не упустил ничего. И что Ромала узнала подошедшего и не то испугалась, не то он просто ей был неприятен, и парень только открыл, было, рот, чтоб расспросить незнакомца, как тот сам заговорил.
— Бессмысленно просить прощения, — сказал он, — прошлое не вернуть и не изменить. И я все эти годы не переставал спрашивать себя, почему он так поступил…
— Он поступил так, как ему в ту самую секунду подсказало сердце, и вам этого, действительно, не понять, — перебила Ромала твердым голосом, от безумия и слабости не осталось и следа. Дима хоть ничего не понимал в этом разговоре, отметил про себя, что девушка вполне адекватно говорит.
Сашин командир стоял перед Ромалой, перед девочкой, которой — пусть не по своей воле — он сломал жизнь. Даже этих трех минут, пока он смотрел там на нее в окружении уже своей семьи, ему хватило, чтобы понять: она не забыла и не простила. Для него, здорового мужика, эта встреча была также неожиданной и… потрясающей. Ромала оказалась еще красивее, чем на фотографиях, и она по-прежнему любила Сашу…
— Послушай, Ромала, — начал, было, он, но она его перебила:
— Нет, это вы меня послушайте. Прошлое действительно не изменить… не исправить. И коль так всё сложилось… теперь от вас зависит счастье Сашиной семьи. И вы должны сделать всё, чтобы они были счастливы. А я… — тут она усмехнулась, и у парней мороз прошел по коже, — я уже привыкла. Просто… неожиданно всё как-то получилось…
Она глянула на Диму, и едва улыбнулась. Улыбка без глаз — улыбка без души. Они уже повернулись, чтобы уходить, как в спину — словно нож — прозвучал вопрос:
— Тебе передали последнее Сашино письмо?
Девушка обернулась к военному.
— Письмо? Последнее? — не поняла она.
— Я его на Саниных похоронах передал, — ответил мужчина.
— Какое письмо? — кое-как процедила сквозь зубы Ромала.
Сердце опять заколотилось в горле, а в голове будто кто-то разжег костер. Она сделала шаг навстречу Сашиному командиру и замерла.
— Саша перед боем написал письмо тебе. На следующий день… погиб. Я не стал пересылать его. Думал, отдам на похоронах, а ты… Так что и письмо, и крестик я отдал…
— Какой крестик? — перебила его девушка, шагнув еще ближе.
Дима посмотрел на нее и подумал, что хуже, чем то ее состояние, в котором он ее застал, не бывает. Ошибался. Она побелела прямо на глазах, даже бармен перестал тереть свои стаканы. Щеки, казалось, ввалились, ни дать, ни взять — ранили смертельно, и жизнь покидала бренное тело.
Мужчина тоже видимо, испугался. Он подошел к ней и взял за тонкую, ледяную руку.
— Его крестик. Тоненький такой, маленький. У нас парни все поначалу смеялись, а он сказал, что его…
— Этот крестик я ему подарила, — перебила Ромала, отведя затуманенный взгляд. Она отвернулась и пошла к выходу. Парни смотрели ей вслед, Дима уже собирался за ней, как вдруг она бросилась к военному.
— Зачем же вы сняли его? Почему с ним не похоронили? Как вы могли? — закричала она, и голос сорвался, а из глаз брызнули слезы.
Дмитрий подошел к ней, хотел обнять, отвести, но цыганочка вырвалась.