И сплетаются нити судьбы...

— Сначала да! Но потом поговорил с бабулей, и она сказала, как же хорошо, что, дескать, это всё произошло до свадьбы. Потому что тогда мне пришлось бы разводиться с неверной женой и застрелить друга на дуэли.

— Дуэли?

— Ты же видела бабулю, у нее и видение вот такое… специфическое.

Парень даже не заметил охлаждения в отношениях с красавицей-невестой. Просто всё шло своим чередом. Они так же встречались. Иногда брали с собой гулять Михаила, и тот охотно шел. Потом наступила осень. Аня всё чаще находила предлог, чтоб реже видеться с женихом. То устала, то на дачу нужно, то у подруги день рождения, а она одинокая, так что… Неизвестно, сколько бы это еще продолжалось, но вот однажды…

…Дима ссадил Ромалу на диван, тяжело поднялся и опять закурил. Вспоминать совсем не хотелось…

В тот злополучный день он вернулся в город с картошки: всем курсом они убирали картофель для одного детского дома. Должны были задержаться на пять дней, но погода стояла чудесная — теплая, солнечная — бравые парни и девушки управились за четыре дня. Милославский радостный прилетел домой. Кинулся — ключей нет. Дмитрий перерыл весь рюкзак, но ключей так и не нашел. Думал-думал, куда он в таком виде — в огромных резиновых сапогах, в грязной куртке, да еще и с рюкзаком — может податься. И тут вспомнил о Михаиле. Взвалил свою ношу на плечи и пошел через двор. Окно Мишкиной комнаты было открыто, значит, тот дома. Дима, воодушевляемый предстоящим приемом, поспешил к своему единственному другу.

Звонить пришлось долго. Может, в другой раз Милославский бы и ушел, но он видел, что окно открыто, значит, дома кто-то однозначно был.

— Вот ведь засоня, — пробормотал парень, колотя в дверь кулаком.

Наконец, с той стороны завозились, и дверь приоткрылась. Взлохмаченная Мишкина голова показалась в образовашвейся щели.

— Ну, я так и знал, что ты дрыхнешь, — проговорил Дима, и, отодвинув друга в сторону, зашел в квартиру.

Михаил сначала оторопел и почему-то напомнил, что тот должен был приехать завтра. Милославский объяснил, что работы окончились, приехал домой, а ключи, видать, потерял. Мишка что-то бормотал и бормотал, не включая свет, а Дмитрий наклонился разуться, покачнулся и, теряя равновесие, схватился за вешалку. И будто его кто дернул: среди плащей и курток он увидел кашемировое пальто Анны. Парень выпрямился, потрогал пальто — уж не померещилось ли? Одной рукой он дотянулся до выключателя. Свет на мгновенье заставил зажмуриться, когда же он вновь открыл глаза, то мог без труда узнать это пальто. Парень опять потрогал его. Глаза метнулись на Михаила, тот как-то сразу побелел и замолчал.

Сердце заколотилось отчаянно и больно. Очень больно.

Дима глянул под ноги, наклонился и поднял кремового цвета кожаные лодочки. Эти туфли он мог бы узнать среди десятка таких же. Чувствуя, как мир откатывается куда-то в сторону, парень повернул их каблуком к себе. Не может быть! Просто не может быть… солнце же не светит по ночам… и ЭТО так же невозможно…

Солнце действительно не светит по ночам, но это были те самые туфли, которые однажды ему довелось ремонтировать. Не имея большого опыта в этом деле, Дима не очень удачно приклеил каблук, и излишки клея оставили едва заметную оранжевую полоску на стыке деталей. Он переживал тогда, но Аня не стала ругать его, а взяла и нанесла точно такую же полоску на второй полупарок… Эти туфли он узнал бы и среди десятка таких же!

Он поднял на друга тяжелый, как кувалда, взгляд.

— Димыч… — начал, было, Михаил.

Но тот лишь тяжело шагнул мимо него к приоткрытой двери в такую знакомую комнату. Бывший друг бросился перед ним, но парень отшвырнул его с дороги огромной пятерней: тот не устоял на ногах. Милославский едва ли не пинком распахнул дверь…

Потом, спустя много лет, он не мог вспомнить, то ли дверь с визгом открылась, ударившись в стену, то ли это она так взвизгнула. Наверное, всё-таки она…

Вещи были разбросаны по полу, и взгляд уловил даже белый бюстгальтер, который Дима сам купил к свадебному платью, которое со дня на день должна была закончить портниха. Ведь до свадьбы оставалось меньше двух недель…

И апофеозом всего была кровать со смятым, теплым бельем, на которой, натянув одеяло до глаз, сидела она — его Аня. И в облаках простыней он мог разглядеть обнаженные плечи своей любимой. Плечи, какими он их еще не видел. Она смотрела на него расширенными от ужаса глазами. И парень не сразу понял, что этот ужас внушал ей он, Дима.

Прямо перед ним материализовался Михаил. Милославский не сразу даже догадался, что таким образом тот пытался защитить свою любовницу. Дима так и подумал — любовницу. Парню хотелось закричать: «Как же так? Как же так??? Ведь ты моя невеста, а ты — мой лучший друг, единственный друг!!! Я берег ее, а ты???»

Но он так и не смог ничего сказать. Стоял, тяжело дыша, в центре комнаты, возвышаясь над обоими, и вдруг почувствовал, что не испытывает ничего ни к ней, ни к нему. Ничего, кроме отвращения и брезгливости. Дима развернулся и пошел из комнаты.