У ее бабушки разрывалось сердце, глядя на поиски ребенка. Она прижимала малышку к себе и вдыхала ее детский запах, так похожий на Светин. Она целовала внучку, а душа всё больше и больше болела. А вдруг Яша захочет уехать и забрать с собой бабушкину кровиночку? Что тогда делать несчастной женщине? Жить-то как, если жить незачем?
Яша пропадал на кладбище. Подровнял могильный холмик, поменял деревянный крест на металлический, поставил и выкрасил оградку. Осиротевшая мать только цветы посадила…
После того, как отвели девять дней[1], Яша стал собираться. Полина Яковлевна смотрела, как он упаковывает вещи и игрушки Ромалы, и явственно ощущала, что жизнь покидает ее. Парень оглянулся на тещу, а та вдруг бухнулась перед ним на колени и, схватив его за загорелые жилистые руки, просипела:
— Не увози от меня Малушку!
Зять бросился ее поднимать, но она не давалась, валяясь у него в ногах.
— Яша, сынок, оставь мне внучку! Прошу тебя! Сынок! Родной! Прости за всё, но дочку не забирай! Ты другую встретишь, а у меня живая память о Свете останется! Богом прошу! Памятью дочери заклинаю! Не увози Малушку от меня…
И она заплакала. Цыган, наконец, поднял ее на ноги и усадил на лавку.
— А мне-то как жить без дочки? — выдавил он из себя.
— Так ведь ты всё время в разъездах, кто за ней смотреть-то будет? Тетки твои, да сестры, которые не пришей кобыле хвост Ромале?! А я ей родная! Родней некуда! Сынок, ты приезжать к нам будешь. Богом тебя прошу, не забирай девочку! Жить-то зачем тогда?!
Парень смотрел на плачущую тещу и думал, что отчасти она права. Он часто отсутствует, а за девочкой присмотр нужен. Кто за ней лучше родной бабки присмотрит? Свету не вернуть, а Полина Яковлевна умрет — тоска ее съест. Но и он-то как будет без счастливых глаз дочери? В общем, куда не кинь — везде клин!
Тут в комнату забежала Малушка, увидела сурового отца и плачущую бабушку, подбежала к ней и стала гладить по щеке.
— Не пачь, баба. Не пачь, — шептала она.
Женщина обняла свое единственное сокровище, прижала к груди. Девчоночка вытирала своей маленькой ладошкой бабушкины слезы и всё норовила в глаза заглянуть.
— Не пачь, баба. Не пачь, — приговаривала она.
— Доченька моя, кровиночка моя, — стонала Полина Яковлевна.
А Яша молчал и смотрел на осиротевших тещу и дочь. И для себя он всё решил.
На следующий день на рассвете, когда из города за ними пришла машина, парень уехал один. Ромала осталась у бабушки.
Односельчане Полины Яковлевны, увидев, что Яша оставил дочь с бабкой, замололи языками. Многие были на похоронах Светы и видели седую голову парня, но никто не верил в его искренность. Люди перешептывались за спиной несчастной женщины, говорили, что цыган бросил дочку. Но самой матери до них не было дела. Она уже собралась устроить девочку в ясли, как из города приехал Яша. Он никак не мог нацеловаться со своей крохой, а та жалась к отцу. Уложив девочку спать, теща и зять сидели в кухне и пили чай.
— Что, мама, тяжело, поди? — спросил он.
Женщина вздохнула:
— Ох, сынок. Разве заткнешь их. На чужой роток платка-то не накинешь. Пусть болтают себе.
Цыган покачал седой головой:
— Не хочу, чтоб о тебе плохо говорили. Подожди, вот увидишь, еще и Малушку станут дразнить.
Теща опять вздохнула. А что тут скажешь?
— Ну, вот что, — заявил Яша, не поднимая глаз, — поживете еще немного здесь, а я пока попытаюсь устроить вас в городе. Всё к Малушке ближе буду.
Полина Яковлевна посмотрела на парня, опешив:
— Да что ж я в городе делать-то буду? Да и дочери твоей воздух свежий нужен, а город — он город и есть: грязь да машины.
Яша усмехнулся уголком рта:
— Ты, мам, не беспокойся об этом. Будет так, как тебе нравится. Вот увидишь.
Теща на это промолчала.
Зять уехал. Но через какое-то время стало понятно, что эту зиму Полина Яковлевна с Малушкой будут жить в селе. Девочку нехотя, но всё же взяли в детский сад. Яша приезжал каждые выходные, когда на день, когда на два, иной раз и вовсе на пару часов. Звонил через день. Теща рассказывала нехитрые деревенские новости — а Яша в пару фраз умудрялся вкладывать всю свою жизнь. Ромала сильно скучала по отцу и ждала его приезда с великим нетерпением. И тот тоже рвался к дочери.
Односельчане видели, с какими гостинцами приезжал зять к теще. Ведь кабы по-нормальному, то они и знаться не должны были бы — Света-то померла. Ан нет! Ездит! На машине. Коробками что-то таскает в дом. А где берет? Ведь не работает нигде. Тогда, выходит, нечестным путем нажитое, а то и вовсе краденое! Цыгане — какой с них спрос?! В глаза, понятно, не говорили, но за спиной начинали шептать, и этот шепот напоминал Полине Яковлевне шипение змей. Того и гляди ужалят! Она понимала, что большинство ей просто завидует. Ведь у «нормальных» людей теща с зятем должны чуть ли не драться, а тут подарки! Кто ж поймет? Никто и не понимал.
— Пока не получается, мам, устроить вас в городе, — сетовал Яша.