И сплетаются нити судьбы...

И тут ему на грудь легли маленькие родные ладошки, а к спине в своем мокром платье прижалась Ромала. Сквозь намокшую ткань он чувствовал прикосновение пластмассовых креплений бюстгальтера, и от этого дышалось еще трудней. А маленькие ладошки скользнули в прорезь между пуговицами, и, прикоснувшись к голому телу, казалось, прожгли в нем дыру. Мир, окружавший их, отъезжал на задний план, растворялся в сумраке, оставляя лишь прикосновение ее маленьких рук. Вот пальцы нашарили пуговицу и расстегнули, спускаясь ниже по животу. И с каждым миллиметром, что они проходили, оставалось меньше воздуха вокруг. Пока его не осталось совсем. Саша круто развернулся к Ромале лицом и жадно впился в губы губами. Она даже охнуть не успела. Он приподнял ее немного, удобно пристраивая руки ей под попку, так что ей пришлось обхватить его талию ногами. Рука, обжигаясь, скользнула по гладкой коже, другой он держал девушку, но держать было всё труднее и труднее. Саша плюхнулся на сидение, но там было не развернуться, и влюбленные сползли на циновку, что лежала на полу в беседке. Его пальцы были не столь ловкие, к тому же ни сзади, ни спереди он никак не мог нащупать застежку платья.

— Молния, — едва слышно шепнула Ромала.

Ладонь скользнула вдоль позвоночника, а память услужливо подсунула воспоминания о его смуглых бугорках. Это лишь подхлестнуло пальцы. Они ловко дернули собачку вниз, и немного шершавая, рабочая ладонь легла на холодный атлас кожи. Поцелуи затягивали куда-то на самое дно, до которого, видно, было не достать. Саша стянул с плеч Ромалы платье и прижал ее к своей голой груди: рубашка парня уже давно валялась в стороне. Его рука скользнула по шее девушки вниз на грудь — еще один глубокий вздох — он сжал ее в своей ладони. Где-то на самом дне сознания лихорадочно пищала мысль, что если он сейчас не остановится, то не остановится совсем. А Ромала сама расстегнула застежку лифчика, и теперь сей предмет женского туалета свободно болтался впереди. Пальцы, руки, губы были наглее и смелее головы. Они взбунтовались и действовали так, как хотели. Стянули с янтарных плеч бюстгальтер и откинули, а сами сжали холодную, острую, совсем девичью, грудь, и по юному телу прошла судорога. Саша не удержался и опустил глаза. На самой вершине небольшого холмика темнели твердые соски. Господи! Не умереть бы от разрыва сердца! Парень, тяжело дыша, прижал Ромалу к себе. Каждая клеточка ее кожи пылала, и хотелось целоваться дальше и дальше. Но Саша держал ее крепко, так крепко, что девушка едва дышала.

— Возможно, уже завтра я об этом пожалею, — с трудом произнес он, — но мы не станем…

— Саша, ты хочешь этого так же сильно, как и я, — с хрипотцой в голосе произнесла Ромала, гладя его по спине, — так почему…

— Потому что я люблю тебя. Больше всего на свете люблю. У нас вся жизнь впереди.

И тут перед глазами девушки вновь всплыла та жуткая картина.

— Саша, я хочу этого, — потребовала она, стукнув его легонько кулачком по широкой спине. Он отодвинул ее от себя.

— Ты врешь, — вдруг сказал он.

— Нет, — спокойно ответила Ромала, глядя ему в глаза, — я хочу, чтобы мы…

— Я не позволю, чтоб о тебе говорили гадости. А так и будет, ведь ты можешь забеременеть, — тихо сказал парень.

— Тогда тебе дадут отсрочку, и ты точно не попадешь в горячую точку, — чуть слышно произнесла цыганочка. — Я так боюсь за тебя! Давай ты ногу сломаешь!

Саша приглушенно засмеялся.

— Ты готова мне ногу сломать, лишь бы я не ехал завтра!

— Лишь бы ты жив остался, — тихо поправила она, и парень перестал смеяться. Что же там всё-таки произошло? Что она увидела? Каких-то людей в черном… Да что думать-то об этом?! Устала просто. Вон какая нервотрепка была: экзамены, бал выпускной, проводы… Немудрено, что она так расстроена. Ничего, вот поступит в институт и отдохнет тогда. А сейчас нужно одеться, а то как-то неудобно получается.

Саша нашарил свою рубашку и натянул на девочку. Она не сопротивлялась и даже стыдливо отводила глаза. Сам же парень в бане сдернул с веревки первую попавшуюся рубаху, и, приведя себя мало-мальски в порядок, парочка отправилась домой к цыганочке. Забрались в комнату через окно. Девушка сходила, проведала бабушку. Полина Яковлевна к тому времени уже спала, видать, снотворное выпила. Анфиска подняла голову, развалившись поверх хозяйского одеяла, зевнула, широко открыв черно-розовую пасть, и опять уткнулась носом в лапы, дескать, отстаньте от нас, полуночники.

Вернувшись в комнату, девушка долго стояла в дверях и смотрела на Сашу. А может, ей всё привиделось? Так оно и действительно ей померещилось. Только вот уж больно явно. Взаправду. Она машинально сплюнула через левое плечо и постучала по шифоньеру. А парень смотрел на любимую и думал о том, что эту ночь он никогда не забудет: уж больно насыщенной та получилась. И до утра еще далеко…