И сплетаются нити судьбы...

Ромала привалилась рядом и расчесывала еще влажные волосы, а Саша вдруг отобрал гребенку и сам бережно и нежно распутывал шелковистые локоны. Он даже заплел ей косу. А потом они опять целовались, и в эту черную дурманящую ночь девушка была просто необузданной. Прикосновение маленьких рук разжигали в парне страсть всё сильней и сильней. Она тоже надела рубашку, и его ладони нагло лезли под тонкую ткань. И он ничего с этим не мог поделать. Шептал, что Ромала сошла с ума, и его туда же тянет, что нужно остановиться, иначе будет поздно. А бесстыжие пальцы сами расстегнули пуговицы, и они уже вдвоем голые по пояс ласкали друг друга, да видно Саша более трезво оценивал ситуацию, хоть его и пьянило происходящее. Он даже не удержался и поцеловал темные круги сосков. Ромала от этих ранее неиспытанных ощущений едва не теряла сознание, надеясь на то, что страсть всё же поглотит парня. Но нет, тот тяжело дышал, но держался стойко.

— Любимая моя, — шептал он, — девочка моя ненаглядная.

— А ты не можешь заболеть? — тихо спросила Ромала, запустив пальцы в его золотистые волосы.

— Ты опять начинаешь?

— Нет, я продолжаю. Сашка, миленький, как ты понять не можешь, что я без тебя пропаду. Умру, понимаешь? Нельзя торопить судьбу! Положено тебе ехать осенью, ну и поехал бы. Чего торопиться-то?

— Ромала, ну что ты сегодня, в самом деле, а? Вцепилась в мой отъезд, как клещ энцефалитный, сил спорить нет! Я тебе об отъезде еще в апреле сказал, и ты, между прочим, промолчала. А теперь?

— А теперь я знаю, что будет, если ты уедешь, — жалобно ответила девушка, — и я тебя не отпущу. Ты поедешь осенью!

— Я еду завтра, вернее, даже сегодня часа, эдак, через три-четыре и точка!

— Хорошо, — неожиданно согласилась она, — но тогда ты поклянешься, что ни в Чечню, ни в Дагестан не поедешь.

— Ага, буду отсиживаться в штабе, — хмыкнул парень, теряя терпение.

— Так ты клянешься? — не успокаивалась Ромала.

Саша не мог ей солгать. А говорить, что защищать родину — священный долг каждого мужчины, сейчас бесполезно. И ни к чему хорошему не приведет. Только к ссоре. Где-то на самом дне сознания тлела мысль: а может, действительно не стоит спешить с отъездом? Только теперь этого уже не изменить. Да и потом, после сегодняшней ночи вряд ли Александр смог бы долго продержаться. Красота девушки сводила с ума, а что уж говорить о том, что только сегодня открылось взору и рукам. Господи, не нагрешить бы!

— Клянешься? — с нажимом спросила Ромала. Парень вздохнул.

— Я тебе обещаю, что сам напрашиваться не стану, — сказал он, и девушка заулыбалась, — но и отсиживаться не буду. Если позовут — пойду.

Ромала отвернулась и заплакала. Александр стал ее успокаивать. Они еще долго спорили, но каждый остался при своем.

Утром они встретили рассвет на своем любимом месте, там, где Саша сделал предложение, и Ромала вновь пела про разлуку и калитку. И сегодня ее голос звучал особенно печально. Когда они вернулись домой к девушке, Полина Яковлевна была уже на ногах. Она поцеловала Сашу и наказала ему беречь себя. Парень кланялся, благодарил и просил присмотреть за Малой до его возвращения. Галина встретила их укором, но, глянув на парочку, тут же замолчала. Саша заранее собрал вещи, мать сунула ему пирожки в дорогу, и компания отправилась на вокзал.

Привокзальная площадь была забита людьми, и все сплошь призывники. Хотя самих новобранцев едва набралось два десятка. А вот провожающих — плачущих мам, бабушек, тетушек, девушек с цветами и без, пьяных папаш и друзей — хоть отбавляй! Там Сашу с его женщинами встретили Люся с Кириллом, а также одноклассники и однокурсники, что еще вчера пили в его доме водку за отъезд. Судя по их лицам и запаху, бравые парни делали это всю ночь. Александра оттащили от его главной свиты, обнимали, что-то говорили, жали крепкую ладонь. Но тут Ромала увидела, как на перрон вышел усатый мужчина в военной форме. Она бросилась к любимому, отодрала от него Люсю.

— Саш, родной, я хочу подарить тебе кое-что. Наклонись-ка, — сказала она.

Парень послушно пригнулся, и Ромала ловко повесила ему на шею свой золотой крестик на гайтане. Не стала дарить на цепочке, мало ли порвется, так-то надежней будет. За гайтаном в церковь съездила, освятила и его и крестик еще раз, истинно веря, что он защитит ее любимого от зла. Крестик этот подарил отец в то самое лето, когда она познакомилась с Александром.

— Носи его, не снимай! Он тебя защитит! — говорила она, загоняя слезы обратно. Саша вскинул на нее глаза.