И сплетаются нити судьбы...

И тут усатый что-то закричал. Призывники бросили своих мам, бабушек, тетушек и девушек, подхватили сумки и побежали строиться. Пока мужчина что-то говорил, на площади мало-мальски было тихо. Но как только он закричал: «По вагонам!», — толпа взревела, бросилась еще хотя бы разок поцеловать напоследок своего солдатика. Ромалу быстро отпихнули с дороги, и Саша даже не мог ее разглядеть. Кирилл помог, подхватил, усадил себе на плечо. Александр, как танк, стал прокладывать себе дорогу. Обнял и мать, и сестру, а потом прижал к себе свою девочку и никак не хотел отпускать. Ромала что-то кричала ему прямо в ухо, но он не понимал смысла слов.

— По вагонам! — взревел опять военный, и Саша вскочил на подножку последним. Поезд тронулся, толпа ринулась следом. Мелькали цветы, платки. А цыганочка еще долго видела своего парня, пока проводница не закрыла тяжелую дверь. Состав, стуча колесами, унесся, и провожающие потянулись к выходу в город. Люся держала Ромалу под руку и что-то говорила, да только подруга так ничего и не услышала. Она знала лишь одно: поезд увез ее любовь, ее жизнь, ее судьбу.

Глава 30.

Потянулись долгие безрадостные дни. Девушка накупила фоторамок и обставила всю комнату снимками с Сашей. На глянцевых снимках парочка была еще вместе, рядом, а теперь… Интересно, где он сейчас? Чем занимается? Думает ли о ней? К нему на присягу она не поехала.

— К чему травить душу ему и себе, — сказала черноглазка.

Ромала подала документы в институт на факультет журналистики, и ей не пришлось даже сдавать вступительные экзамены. Девушку зачислили по итогам собеседования.

В августе Яша отправил ее с Фаиной и детьми на Черное море. Но ни ласковое море, ни солнечный песок, ни пальмы и беззаботность, которая свойственна морскому побережью — ничто не могло прогнать тоску с души. Она каждый день писала Саше письма. В последней своей весточке парень просил не слать ему пока писем, так как сам еще не знал, куда его переведут. Девушка и не отправляла, а вот писала много. Большие увесистые конверты нумеровались и складывались в стопку. Писала обо всем: о море и чайках, о солнце и своих близких. Она часами сидела, задумавшись, на террасе или балконе и листала свой фотоальбом, где и снимка не было без жениха.

После возвращения домой бабушка передала ей пять писем от парня. Девушка на радостях всплакнула и бегом к себе в комнату — читать. Глотала неровные строчки, написанные любимой рукой, и радостно думала, что два месяца разлуки позади, стараясь не вспоминать, что впереди еще почти два года до долгожданной встречи. На следующий день к Саше в часть отправилась бандероль с пронумерованными письмами, чтоб читать можно было по порядку.

Институт — не школа. Тут все было по-другому. Чувствовалась какая-то необъяснимая свобода. Ромала обзавелась новыми знакомыми, появились друзья. Теперь с Люсей они могли видеться каждый день. Та училась на третьем курсе и тоже на журналистике. Именно она и притащила Ромку — так она называла свою подругу — в команду КВН. И с того дня девушка не спешила домой. Дома всё говорило об Александре, а здесь была новая интересная жизнь, окруженная необыкновенными людьми. Столько талантов, фонтанирующих идеями, Ромала прежде не видела! Один танцевал, другой рисовал — да из команды можно было создать оркестр: на чем здесь только ни играли! Девушка вновь улыбалась и смеялась. В нее были влюблены все мальчишки курса, да и из старших тоже заглядывались, но Ромала всем говорила одно и тоже:

— У меня есть жених. Я его люблю и жду из армии.

Кто-то из парней сумел трансформироваться из обожателей в друзья, кто-то — нет. Телефон дома обрывали, хотя цыганочка никому не давала свой номер, только самым-самым близким. Учеба ей давалась легко. Умную, способную девочку заметили преподаватели. Группа выбрала ее старостой. Ромала даже не знала, как на это реагировать. Вечера она коротала за письменным столом, сочиняя еще одно послание любимому, или играла с братьями и сестрой. И один день был похож на другой — без Саши. Он же писал, что у него все хорошо, в части нормально кормят, появились друзья. Причем о своей жизни он писал максимум пять строк. На остальных же царила его любовь к невесте. Эти строки были особенно дороги сердцу Ромалы. Их она перечитывала раз за разом, день за днем. Девушка нумеровала его письма и складывала в коробку. Укладываясь спать, долго думала о своем самом дорогом на свете человеке, о своей единственной любви. Вспоминала ту безумную последнюю ночь и засыпала — когда с улыбкой, когда в слезах.