И сплетаются нити судьбы...

Паша предложил своей царевне — так он называл Люсю — поездку на Северный полюс, чтобы там, находясь поближе к Деду Морозу, встретить праздник. Людмила, услышав это, расхохоталась. А Павел почему-то проявил настойчивость и даже заставил ее написать расписку, где девушка дает слово поехать на Новый год в Заполярье. Вот так, играючи, Милославская поставила под распиской автограф и благополучно забыла об этом. Ну, еще бы! Соглашение-то составили в октябре. И вот, когда до Нового года оставалось всего три недели, Паша положил перед любимой два авиабилета… в Лапландию. Людмила потеряла дар речи. Когда он к ней вернулся, девушка потребовала объяснений. Павел, смеясь, ответил, что билеты, конечно, не в Лапландию, а в Карелию, а затем парочка посетит Норвегию, Швецию и Финляндию. Люся какое-то время сидела с открытым ртом, а потом с визгом бросилась любимому на шею.

Пообещав привезти подарков и сувенирчиков, 25 декабря влюбленные улетели в Санкт-Петербург. Ромала осталась в квартире одна, которая ей вдруг показалась такой огромной… Она съездила к родителям и там встретила Новый год, а потом за ней приехал Измаил и отвез в один из ночных клубов, куда он заранее купил билеты на новогоднюю вечеринку. Протанцевали почти до самого утра. Добрались домой, и Ромала предложила парню остаться у себя. Предложила просто так. Подумав, что так бы и получилось, если бы здесь была Люся. Ведь он ее брат. Измаил же усмотрел в этом, что он действительно нравится девушке.

Она быстро уснула, а он ворочался. В конце концов, встал и пошел на кухню. Поставил чайник, достал кружку и вдруг увидел на угловом диванчике альбом с фотографиями. Сел, стал листать. Альбом был Люськин. Парень меланхолично листал страницы, пока на глаза не попался один снимок. На Измаила смотрели счастливые лица сестры, Ромалы и Александра. Он стоял в центре и обнимал обеих девушек. Снимал, скорее всего, Кирилл, так как на следующей фотографии уже Ромала стояла между парнями. Измаил листал и листал альбом. Сколько здесь было воспоминаний! Сколько жизни! И как страшно осознавать, что ничего не вернуть и не изменить.

Ромала достала альбом. Только вот странно. Зачем она его взяла, если почти все снимки с Люсей у нее есть? Ведь обычно фотографии делали сразу в нескольких экземплярах. И парень догадался: Ромала брала его потому, что в ее собственном альбоме не осталось снимков с Сашей. Она его помнит. Вернее, любит до сих пор. Он еще раз перевернул ту страницу, где Саша так весело улыбался в объектив… Каково Ромале смотреть на этот снимок? Какая часть души заходится в безудержном плаче? И сколько слез еще осталось невыплаканными? Может, он зря затеял ухаживать за ней? Не получилось бы, как в той песне: «Льет ли теплый дождь, падает ли снег… сердце любит, но не скажет о любви своей. Пусть живу я и не знаю о любви твоей, это лучше, чем, признаюсь, слышать “нет” в ответ…». Измаил закрыл альбом, и, так и не выпив чая, пошел спать.

Так плохо он никогда не спал. Утром, еще до того, как проснулась Ромала, он оставил свой подарок на столе и ушел, закрыв входную дверь на защелку. Девушка обнаружила подарок на столе и долго сидела, вертя шкатулку в руках…

Наверно, все правы, и нужно жить дальше. Времени всё равно, оно не остановится и не повернет вспять из-за потерь людей. Да ему вообще плевать на человеческие потери. Оно идет и идет. Обязательно наступит завтра.

Жаль, что не для всех. Для Саши не будет этого завтра. Да и сегодня нет, и вчера тоже не было. Уже почти два года прошло с момента его гибели. А горечи — на пять жизней…

«Ты та, без кого не представить мне мира,

Ты та, без кого и жизни-то нет.

Или идет, но странным пунктиром

И тьма мне — не тьма, и свет мне — не свет.

Стихов не писал, напишу еще? Вряд ли…

Но ты моя жизнь и любовь моя, знай же…»

Это послание прикреплялось к шкатулке.

Небольшая картонная открытка с какими-то новогодними мотивами на глянцевой обложке. Из крана капала вода. Ромала встала и закрутила его туже. Поправила занавески на окне и тут увидела Люсин фотоальбом. Вот почему Измаил ушел, не попрощавшись.

Глава 44.

Недавно у подруг был такой разговор. Люська иногда открыто говорила об интимных подробностях ее встреч с Павлом. Ромала, лишь единожды почувствовав мужское возбуждение, всегда стеснялась таких речей.

— Слушай, Люсь, мне, ей богу, все равно, как и что вы там вытворяете. Честно говоря, всегда думала, что разговоры на данную тему весьма приватны и касаются лишь двоих.

— Дура ты, Ромка! Тебе сколько уже — двадцать стукнет нынче? И долго ты еще будешь нести лик девы непорочной?

— Люся!

— А что я такого сказала? Рано или поздно это случится. Я же видела, как ты смотрела на парней, когда мы ездили в сауну! Извини, но если твоя душа, так скажем, этого не хочет, это не значит, что тело глухо к зову природы!

— Давай приплети сюда еще инстинкт размножения! — съязвила Ромала.