И СТАЛИ ОНИ ЖИТЬ–ПОЖИВАТЬ

 - Но я не делала никакого… Я не успела…

 У берега, по грудь в воде — традиционно жидкой, мокрой и по–осеннему холодной, измазанный в грязи, песке и иле, метался, изрыгая проклятия, сержант Щур.

 А на том месте, где сидел дрозд–болтун, стоял высокий тощий старик с развевающимися на ветру длинными — до песка — волосами и бородой и приветливо махал ей рукой.

 

 

 

 До сержанта Щура скоро дошло, что его жертвы — его надежда на продвижение в прапоры или даже — тьфу, тьфу, тьфу три раза через левое плечо! — в лейтенанты — как какие–нибудь древние пророки пешком уходят от него по воде, а он остается промокший, грязный и злой на этой стороне.

 Но ведь так не бывает!

 Так не должно быть!

 Солдаты его величества, верно служащие ему, должны выходить победителями изо всех — самых головоломных — ситуаций!..

 Но из такой?..

 Может, это магия?

 Точно. Магия.

 Старый пень этот… как его? Ноябрь? Февраль? Октябрь. То, что они считали суевериями отсталых народностей.

 Но как?..

 Его безумно рыскающий по берегу в поисках лодки или плота взгляд упал на длинного тощего старика, радостно намахивающего сбежавшей царице рукой.

 Старик, как старик.

 Один удар мечом — и все.

 Но с голубой кожей и волосами?..

 Октябрь.

 - Эй, ты, — истекая потоками воды и ила, Щур грузно вышел на берег, где его ждала беда, и грубо схватил старика за рукав голубой рубахи. — Это ты — Октябрь?

 - Ну, я, — хитро усмехаясь в голубые усы, прищурился старик. — Чего хотел?

 - Это ты позволили преступникам уйти?

 - Преступникам — не преступникам, не мне судить, а уйти я позволил. Моя река. Что хочу — то и делаю.

 Из реки вырвалась крутая волна и ткнула сержанта в спину, повалив старику под ноги.

 Сержант был солдафон, но не дурак.

 - Прости солдата, старик, — стиснув с хрустнувшим песком зубы, процедил он, не поднимая глаз. — Погорячился.

 - Бывает, — мягко отозвался Октябрь.

 - Старик, позволь и мне через твою реку перейти.

 - Зачем?

 - Я должен схватить их и передать в руки царю Костею. Это мой приказ.

 - Приказ, говоришь? — задумчиво поскреб в бороде Октябрь, вынул рака и бросил его в воду. — Приказы надо выполнять, солдатик.

 - Вот видишь, — обрадовался Щур, проглотив с ненавистью «солдатика». — Давай, пропускай нас! Скорей!..

 - Только, чтобы мою реку перейти, вы должны принести мне жертву, — продолжил размеренно старик. — У тебя свои правила, солдатик, а у меня — свои.

 - Что ты хочешь? — высокомерно фыркнул сержант. — Деньги? Драгоценности? Доспехи? Оружие?

 - Человека, — спокойно ответил Октябрь. — Ты должен отдать мне одного человека из своего отряда.

 - Всего–то? — брови Щура невольно поползли к линии волос. — Да хоть десяток!

 - Мне не нужен десяток, — покачал головой Октябрь — Мне нужен один.

 - Забирай любого! — широким жестом сержант обвел свой отряд. — Только дай пройти быстрей! Ну же!

 - Значит, по рукам?

 - По рукам! Только быстрей, быстрей!!!..

 - Проходите, — удовлетворенно кивнул старик, повел рукой, и у самого берега вода затвердела, как камень.

 - Бегом!!! — заорал сержант и, не дожидаясь, когда Октябрь выберет свою жертву, бросился вперед на водяной мостик.

 Который растворился у него под ногами, когда он был на середине реки.

 - Помогите!.. Помогите!.. Спасите!.. — Щур панически барахтался, всплывая и исчезая под мутной волной, как поплавок во время поклевки, отплевываясь речной водой но, одетый в тяжелую кожу и металл, чувствовал, что проигрывает борьбу. — СТАРИК!!! МЕРЗАВЕЦ!!! ТЫ ЖЕ ВЗЯЛ У МЕНЯ ЧЕЛОВЕКА!!!..

 - Не взял еще, но уже беру, — услышал он ровный голос над собой, и увидел стоящего на волнах в паре метров от него Октября. — Извини, солдатик, но ты же сам ударил со мной по рукам. А у меня не было выбора. Ведь единственный человек в твоем отряде — это ты. Был, — договорил он в слабо закрутившуюся, и тут же сровнявшуюся с поверхностью воды воронку — последний след сержанта Щура на этом свете.

 Умруны ушли под воду и осели в многометровой толще ила не сопротивляясь, почти умиротворенно.

 Старик Октябрь нашел глазами на том берегу Серафиму и ее спутников, в напряжении, забыв про бегство, наблюдающих за этой сценой, в последний раз тепло помахал им рукой и брызгами растворился на осеннем ветру.

 

 

 

 Восторженный Саёк не закрывал рта до самого Черемшура, в мельчайших деталях пересказывая спутницам все только что происшедшее на их глазах.

 - …а волна из реки ка–а–ак вздыбится, как толкнет Щура в спину — он аж чуть вверх тормашками не полетел! Как он носом песок, наверное, взрыл — три дня отплевывался бы, поди, ежели бы жив остался, да все галькой да ракушками!. …А как почуял под ногами вместо воды твердое, так первый бросился, и назад не смотрел, как будто ему уже штандарт–полковника дали!.. Вот уж верно — куда крестьяне, туда и обезьяне! Умруны за ним и не поспевали бежать–то!.. А Октябрь–батюшка, наверное, ему и говорит…

 В первой же избе, в которую Находка постучалась, дали им и кров, и стол, и баню, и — самое главное — теплые полати рядом с печкой, с кучей домотканого белья, стеганых лоскутных одеял и тяжелых перьевых подушек.