И СТАЛИ ОНИ ЖИТЬ–ПОЖИВАТЬ

 В кусте что–то зашуршало, захрустело, и нечто холодное и кожистое вопросительно дотронулось до его щеки.

 Маг задохнулся от невысказанного крика, в панике дернул рукой, отбивая незваного ночного компаньона как мячик, и бросился вперед напролом.

 Лес вокруг задышал, засвистел, заухал, и чародей полетел вперед как стрела [121], сминая и ломая все на своем пути и еле успевая закрывать лицо и глаза от особо агрессивных веток, поставивших себе, казалось, цель не выпустить из своего окружения ошалевшего от страха специалиста по волшебным наукам живым.

 Пару–тройку раз особо коварным и старательным деревьям удавалось подставить ему подножку, и он пропахивал носом лесную подстилку вместе с муравейниками, затаившимися на зиму жуками, ужами и ежами, но каждый раз вскакивал, как укушенный [122] и несся сломя голову и не разбирая дороги, вперед…

 Вдруг Агафону стало казаться, что кусты у него на пути становятся все жиже, деревья отступают друг от друга все дальше, а темнота, отчаявшись заполучить в свои объятья путника, начала рассеиваться и бледнеть…

 Ага!!!

 Я же говорил!!!

 Вот он.

 Вот этот проход, вот этот куст, который я обходил первым, вот эти колючие заросли — как я вам рад!..

 Свет!!!

 Огонь!!!

 Костер!!!

 Полянка!!!

 У костра — две скрючившиеся под короткими одеялами фигуры — царевич и дед Зимарь.

 Ф–фу…

 Нагулялся…

 Не то, что ногу — ног под собой не чую.

 А на общем фоне ссадин, синяков и шишек по всему телу царапина на ноге уже не так уж и саднит и свербит, если разобраться… Значит, правду пишут в учебниках медицины: «Лечи подобное подобным»?..

 Пора спать.

 Хотя — странное дело — спать почему–то расхотелось…

 Интересно, куда подевались умруны? Неужели хватились меня и пошли искать? Обижают!.. Что уж я — маленький ребенок, что ли, в трех ветках заблу…

 Не сильный, но точный удар пришелся в аккурат по затылку разомлевшему от радости и самодовольства чародею и погрузил его в сон скорее, чем он на то рассчитывал.

 В конце концов, это тоже один из способов заснуть, если горит и чешется нога…

 

 

 

 …И снилось Иванушке, что скачут они с Серафимой вдвоем по лугу, бок о бок на белых конях, и никого вокруг нет — только ветер в ушах свистит, под ногами коней — трава волнами ходит–колышется, над головами — небо, высокое–превысокое, летнее, голубое, с белыми, почти прозрачными кружевными облачками.

 И говорит он ей: «Как же мы с тобой давно не встречались, Серафимушка, душа моя. Сто лет словно прошло одним мигом…»

 А она ему отвечает: «Ой, милый мой друг Иванушка, всё недосуг мне было, уж как я ни хотела тебя увидеть, речи твои ученые услышать, по садику с боярышнями погулять.»

 А он ей молвит: «А отчего же тебе, Серафимушка, душа моя, недосуг было, милая?»

 А она ему с грустью во взоре отвечает, брови вскинула: «Ай, друг мой любезный Иванушка, неотложные всё дела наседают, как вороги лютые. Надо летописи долетописать, да хроники захроникировать, да инвентаризацию проинвентаризировать…»

 А он ей говорит таковы слова: «Ай, девица — душа моя, разлюбезная Серафимушка… Не губи меня, добра молодца, кручиною — подколодною змеей… От тоски по тебе я все сохнуть буду, ясны очи затуманятся, буйна головушка изболится, сердце верное истомится…»

 А она на него смотрит ласково, очи потупивши, и молвит страшным голосом:

 - Вставай, витязь лукоморский, проспишь царствие небесное!

 Если бы царевич спал на кровати, он бы свалился.

 - ЧТО???!!!..

 - Не спи — замерзнешь!

 Он подскочил, вытаращил невидящие со сна глаза, стал лихорадочно нашаривать вокруг себя меч или какое другое оружие, хоть нож, хоть палку, хоть камень…

 Меж тем сонные ошалелые очи прояснились, проморгались и сфокусировались на склонившемся над ним лице.

 Найденный было меч выпал из ослабевших вмиг пальцев.

 Иван почувствовал, как что–то свалилось с плеч — не то планета, не то целая галактика — и он воспарил на крыльях космического счастья и неземного восторга.

 - СЕНЬКА!!!..

 - Ваньша!!!..

 - Нашлась!..

 - Прятаться надоело!..

 - Как я ра… ЧТО?!..

 - Шу–утка!!!

 - А–а!..

 За долгожданным свиданием супругов наблюдала аудитория из девятнадцати человек и одного ковра, обуреваемая самыми различными чувствами [123].

 - А я ж тебя в горах искал!..

 - А я у Костея была!..

 - А я теперь знаю!..

 - А откуда?..

 - Долгая история!..

 - А мы куда–то спешим?

 - Спешим? — стал понемногу успокаиваться и Иван и, наконец, разжал объятия. — Мы домой спешим, Сеня. Мы должны успеть предупредить отца о готовящемся нападении. Они же ни о чем не подозревают!..

 - Успокойся, подозревают.

 - Что?.. Как?.. Кто им?..

 - Погоди, — отмахнулась от него Серафима и зашевелила беззвучно губами, загибая пальцы.

 - Что?..

 - Я так и думала, — хмуро кивнула она своим мыслям. — Сегодня Костей и его армия планировали пересечь границу Лукоморья. Там до столицы пути три–четыре дня бодрым шагом…

 - А коннице и того меньше… — захолодел Иван.

 - Да нет у него никакой конницы, — поморщилась царевна. — Ты его солдат видел?

 - Умрунов?

 - Да нет, простых солдат. Он же превратил их в зверей.