И стали они жить-поживать

 На обещанное послезавтра к обеду, к удивлению всех, кроме Находки, дорога пошла вниз более полого, грязь на ней незаметно превратилась в серую пыль и камни, а тучи, несмотря на порывистый попутный ветер, остались недовольно, но покорно висеть за спиной, как воспитанные дворовые псы, не решаясь пересечь некую невидимую границу, за которой начинаются хозяйские хоромы.

 У первой же речушки, торопливо лавирующего между разнокалиберных валунов чтобы как можно скорее попасть вниз, в свою реку, Серафима, демонстративно игнорируя постную физиономию штандарт–полковника, только сегодня утром получившего строгое внушение от царя за слишком медленный темп продвижения, дала команду остановиться на обед.

 Атас отослал умрунов в воду стирать и отмываться одновременно, и те, похожие более на терракотовое воинство вамаяссьского мандарина, чем на людей, хотя и бывших, угрюмым чумазым строем зашли в стремительный поток, мгновенно замутив прозрачную ледяную воду.

 Первых купальщиков в мундирах, достигших стремнины, вода подхватила и понесла, мочаля, как старательная прачка — грязное белье обо все встречные камни. И пока сержанты спохватились и стали выкрикивать команды, перебивая и противореча друг другу, бедолаг успело отнести на несколько сотен метров вниз по течению, как невесомые бумажные кораблики, и спустить вверх тормашками по водопаду.

 Подгоняемые проклятиями командиров, оставшиеся гвардейцы выскочили на берег и понеслись вниз вылавливать товарищей.

 Пока военные были таким образом заняты, Серафима снова жадным взором окинула окрестности — не пора ли делать ноги, и снова раздраженно пришла к выводу, что не пора. Склон вокруг был хоть и пологий, но почти идеально ровный, как на зло, без единой горки, а единственное углубление было уже занято — горной речкой. Ни спрятаться, ни скрыться.

 «Ну, что ж. Еще полдня пропало даром», — вздохнула она и, оглядев коротко своих придворных — Сайка и Находку — сделала широкий царский жест над расстеленной у самой воды скатертью и провозгласила:

 - Приятного аппетита, что ли…

 - Нет, постойте! — горничная быстро накрыла руками тарелку с хлебом, к которой потянулись одновременно ее хозяйка и поваренок, и умоляюще взглянула на Серафиму:

 - Простите, пожалуйста, за дерзость дуру деревенскую, ваше царственное величество, не велите казнить, велите слово молвить!..

 Царевна удивленно повела плечом:

 - Валяй, — и поспешно исправилась: — То есть, говори, дитя мое, не бойся, я имела в виду.

 - Ваше царственное величество, — Находка сложила руки на груди и неуклюже опустилась на колени. — Послушайте меня, сделайте милость великую, не браните, не гоните…

 - А можно, пока ты будешь говорить, мы с Сайком чего–нибудь пожуем?

 - Нет, ваше царственное величество, — упрямо замотала рыжей головой служанка. — Никак то нельзя. Помните, я вам говорила, что мы вошли во владения Октября–батюшки, в его земли?

 - А я думала, они ваши…

 - Нет, его. Мы у него в гостях, его дети.

 - Н–ну, помню, — непонимающе подтвердила Серафима.

 - Так вот у нас, у октябричей, обычай, что ежели кто рядом с водой трапезовать собирается, то первый кусок и первый глоток надобно Октябрю–батюшке отдать, почтить его, чтобы и он к тебе ласков был, случись нужда, чтобы покровительствовал, помогал, на твоей стороне стоял.

 - Вы в это действительно верите? — снова пожала плечом царевна и хотела уже продолжить обед, но взглянула Находке в лицо, и рука ее снова повисла в воздухе.

 Люди с такими лицами шли за свою веру на каторгу, на костер и в реку с камнем на шее как на пикник.

 - Истинный свет, верим! — прижала руки к груди служанка, и глаза ее светились.

 - Н–ну… — царевна отвернулась, чтобы скрыть улыбку, украдкой показала кулак скептически усмехающемуся Сайку — горожанину до мозга костей — и снова повернулась к ней. — И что нужно делать?

 - Смотрите, ваше царственное величество. Я все как надо покажу–расскажу.

 Она взяла с тарелки ломоть хлеба, отломила половину, подошла к ручью и торжественно, с поклоном опустила кусок в воду.

 - Откушай с нами, батюшка–Октябрь. Ты набольший, тебе первый кусок.

 Потом взяла кружку кваса, также поклонилась и щедро плеснула в волну:

 - Попей кваску с нами, батюшка–Октябрь. Ты набольший, тебе первый глоток.

 И выжидательно–просительно вскинула глаза на царевну.

 Серафима изобразила серьезность (торжественность у нее не выходила, хоть в речке топи) и точь–в–точь повторила слова и движения горничной. За ней, простимулированный строгим взглядом царевны, последовал поваренок.

 - А теперь можно и откушивать, ваше царственное величество, — с явным облегчением поклонилась Находка и первая подвинула ей хлеб. — Простите, если что не так, дуру деревенскую. А только так все предки наши делали, и нам завещали. Нужно это. Без этого нам, октябричам, жить никак нельзя.

 - Ну, нельзя, так нельзя, — без лишних споров смирилась Серафима и тут же перевела разговор на другую тему:

 - А что, Находка, эта дорога тебе знакома?

 - Знакома, ваше царственное величество, — подтвердила та.

 - И она, значит, так и будет все по голому склону идти?