И стали они жить-поживать

 - Нет, ваше царственное величество, скоро эта плешина кончится, и она снова почнет по склону да меж горок петлять, да все ниже и ниже так спускаться.

 - А склон–то да горки эти все пыль да камень, как здесь?

 - Нет, ваше царственное величество, там все лесом поросло да травой, а камня меньше, земля все больше идет. А через три дня эта дорога и вовсе на ровное место выйдет. Там Октябрь–батюшка свои речки все соберет, и самая ширина у него там начнется. Редкая птица долетит до середины.

 - Устанет крыльями махать, что ли? — не удержался от сарказма Саёк, все еще сожалеющий о почти полной кружке квасу, выплеснутой в речку за просто так.

 - А при чем тут крылья? — обиделась Находка. — Октябрь наш батюшка просто шибко не любит, когда в его воду гадят. Выхлестнет волна — и поминай, птичка, как звали.

 - Суров он у вас, как я вижу, — улыбнулась Серафима.

 - Зато справедливый, — заступилась за реку, как за родного человека, Находка.

 

 

 

 На ночлег в этот вечер опять пришлось остановиться на дороге, хоть Атас почти до полной темноты не давал приказа разбить лагерь — то ли спешил, памятуя утреннее недовольство царя, то ли надеялся найти — безуспешно — во всей местной однообразной географии что–нибудь отличное от узкой извилистой дороги.

 И снова, когда ее вольные и невольные спутники занялись приготовлением ужина и ночлега, царевна первым делом надела украдкой волшебное кольцо, и успевший уже окраситься ночью мир залил серый свет.

 Распахнув решительно дверку кареты, она чуть не разбила ее в щепки о камень, с удобством расположившийся на обочине и без того узкой дороги, обложившись–укутавшись чуть не до макушки, как старый обрюзгший боярин одеялами, безнадежно желтеющей травой. За его толстой спиной виднелся склон, сплошь поросший низкими корявыми кустиками и ручей на дне. За ручьем — лес.

 Справа от кареты почти такой же неровный щетинистый склон поднимался вверх, и макушка горы топорщилась растрепанными елками.

 Неторопливо, как если бы наслаждаясь тихой теплой ночью (на случай, если бы кто–нибудь наблюдал за ней), Серафима цепким взглядом оценила обстановку.

 Ее четверка телохранителей–тюремщиков уже стоит на прежних местах с шестоперами наготове и равнодушно таращится в ее сторону.

 Саёк поодаль обложился продуктами и торопливо разводит огонь, чтобы приготовить ужин для живых.

 Еще дальше, но в другой стороне, один сержант трудится–пыхтит, раздувая свой костер, маленькое пламя которого хулиган–ветер так и норовит задуть, а второй увлеченно командует умрунами, воздвигающими для них палатку.

 Неподалеку от них штандарт–полковник с мрачным видом достает из сумки маленькое круглое зеркало в черной раме. То самое. Зоркое. Малое.

 Если спуститься по этому склону вниз, пройти по воде и затеряться в лесу, то к утру, когда ее хватятся, и следа никто не отыщет.

 Но, с другой стороны, это направление, этот склон, этот ручей — первое, что придет в голову преследователям…

 А вот если подняться по тому склону, перевалить за вершину, которая от дороги где–то метрах в двадцати и затеряться в лесу, пока ее следы ищут внизу…

 К тому же там и кустов поменьше, и трава пониже…

 Над этим, безусловно, стоило бы подумать.

 Если бы не было рядом умрунов.

 Вздохнув и поморщившись, царевна повернулась и хотела уже забраться обратно в карету, как вдруг…

 Позже, она дала себе слово выяснить, не прописаны ли в стране Великого Октября также и какие–нибудь духи огня, ветра или еще чего–нибудь, и при первом же удобном случае поблагодарить их от всей души.

 - Помогите!!!.. Помогите!!!..

 - Да чего же вы стоите, дебилы, помогите быстро все!!!..

 Сержант, который разводил костер, наконец, раздул пламя в полную силу.

 Сержант, который руководил установкой палатки, наконец, запутал своих солдат так, что они уронили эту палатку рядом с костром.

 И тут вмешались легкомысленные духи огня или ветра или еще чего там, и первый же высокий язык пламени костра склонился к павшей в неравном бою с царской гвардией палатке и смачно лизнул ее.

 Хорошо просохшая за день ткань пришлась непривередливому огню по вкусу, и не успело Костеево воинство и глазом моргнуть, как палатка сержантов, палатка штандарт–полковника и их вещи, сваленные тут же рядом в кучу, занялись веселым яростным пламенем.

 - ПОМОГИТЕ!!!!!..

 - Горим!!!..

 - Все!!!..

 - Все сюда!!!..

 Все — значит все.

 Приказы в армии не обсуждаются.

 Особенно умрунами.

 И в первый раз за полторы недели Серафима была признательна им за это.

 

 

 

 Когда пожар был потушен, штандарт–полковник поспешил узнать, не напугала ли вся неожиданная суматоха его высокородную подконвойную.

 И тут его поджидал сюрприз.

 - Где ее величество? — набросился он на вжавшуюся в угол кареты под его напором служанку.

 - Н–не з–знаю… Н–на улицу вышли… Н–не в–возвращались еще, как пожар начался…

 - Не возвращалась?..

 Атас стрелой вылетел наружу, шмякнув ни в чем не повинной дверцей о бок кареты так, что с нее сорвался и раскололся о дорогу череп с тазовыми костями — герб Костея — и закрутил во все стороны головой.