И стали они жить-поживать

 - Ну, и кто знает, где мы теперь оказались? — посмотрев налево, потом направо, как примерный пешеход при переходе дороги, поглядел затем почему–то на графа Рассобачинского боярин Абросим.

 - В каком–нибудь подземном коридоре, — авторитетно пояснил для особо сообразительных граф. — Под землей.

 Его ответ привлек к нему внимание общественности и автоматически подкрепил его славу эксперта по чрезвычайным ситуациям.

 - И куда нам теперь двигаться? — поинтересовался боярин Порфирий с полной уверенностью, что услышит сейчас ответ.

 И он был прав.

 - Направо, — не колеблясь, заявил Рассобачинский. — За мной!

 - А почему это за тобой? — раздался из темноты недовольный голос боярыни Настасьи, решившей раз и навсегда положить конец возникшей не к месту нездоровой графомании. — Мы — Синеусовичи, нашему роду семьсот лет, и должны высокородные все за нами идти…

 - Нет, за нами, если уж на то дело пошло! Мы — Труворовичи, и наш–то уж род подревнее и познатнее вашего будет!..

 Теперь, когда дальнейшие действия были предельно ясны, почему бы не восстановить статус–кво?

 - Да кто такой этот ваш Трувор? Вор и разбойник с большой дороги!

 - На своего Синеуса, лакея подагричного, посмотрели бы лучше!..

 - Да предка нашего Синеуса на царство звать приходили три раза!..

 - Да только Трувора Одноглазого выбрали царем–то, не вашего неудачника!..

 - Ларишка, Ларишка, што он говорит, ашь?

 - Что Трувора царем выбрали поперед нашего предка Синеуса, бабушка!

 - Што?!.. Трувора — тшарем?! Не тшарем — княжишкой удельным в лешу медвежьем, и то он дольше пяти недель на троне не продержалшя — в карты его продул!..

 - Да ты ничего про наш род не знаешь, боярыня Серапея — так помалкивала бы, не позорилась перед родовитыми–то! Не в карты, а в домино, и не пять недель, а семь с половиною, и медведей там отродясь…

 - Это не мы, это ты ишторию не жнаешь, Труворович…

 Не дожидаясь окончания благородной дискуссии граф во втором поколении Рассобачинский, он же известный в Драконьей слободе еще сорок лет назад как просто Собакин, он же Петька Зануда, он же Собакин сын, он же песья кровь, демонстративно поддернул полы своей измазанной грязью и глиной шубы ценой в эту самую слободу и невозмутимым ледоколом двинулся сквозь ожидающую исхода вечного спора толпу направо.

 Далеко уйти в одиночестве ему не удалось: махнув руками на ссорящихся, бояре — родовитые и не очень — двинулись за ним.

 Спорщики, приглушенно переругиваясь, присоединились к остальным метров через двадцать.

 А метров через тридцать беглецы наткнулись на кирпичную кладку, перегораживающую коридор.

 - Что будем делать? — запаниковали самые нервные.

 - Развернемся и пойдем в другую сторону, — уверенно заявил Рассобачинский и снова, со спокойствием ледокола рассекая волну последователей, подал личный пример.

 Отойдя от проделанного ими с час назад провала, зияющего свежей на скользкой стене чернотой, на пару сотен метров, бояре снова уперлись в кирпичную стену.

 - Замуровали!.. — заголосила Варвара.

 - Похоронили!.. — поддержал ее Абросим.

 - Ой, страшно, страшно, не могу!.. — всхлипнула Конева–Тыгыдычная. — Доченьки родные, давайте прощаться — не выбраться нам отседова боле!.. Ой, бедная наша Серафима — не увидим ее больше никогда!..

 - Ой, мамонька!..

 - Цыц, бабы!

 - Сам цыц!

 - Сам баба!

 - Я же говорил — за Синеусовичами надо было идти!..

 - За Труворовичами!..

 - Тихо!!! — трубно воззвал к массам граф. — Все очень просто. Сейчас мы возвращаемся к нашему лазу, подбираем инструмент…

 - Да мы, Синеусовичи!..

 - И Труворовичи!..

 - Кто хочет остаться здесь жить — не подбирает, — щедро задавил возмущение на корню Рассобачинский. — А остальные пробивают стену и идут вперед. За мной!

 

 

 * * *

 

 

 Библиотечный кристаллизовался из ничего и сразу же бросился на поиски царицы.

 - Елена!.. Елена!.. Мы были правы в наших догадках!.. Он был вовсе не зачарован — он был просто в состоянии алкогольного опьянения! И он взял книгу не по приказу, а по собственной инициативе! И читает ее сам! И это книга про пломбирского засланца!

 - Что?.. — заморгала царица и выпустила из рук тяжелый роман.

 - Я говорю, про лазутчика одного из племен, проживающих на Крайнем Севере!

 - Почему ты так решил? — недоумение ее ничуть не рассеивалось.

 Чтобы не сказать наоборот.

 - Потому что она называется «Шпион, пришедший с холода»! Лежит одетый–обутый на лавке, прихлебывает самогонку, и читает!..

 - Кто? Шпион?

 - Нет, Граненыч!

 - И что это значит?

 - Н–ну… Не могу сказать точно, — пожал плечами библиотечный. — Но у меня создалось впечатление, что он пьет от страха, что его заколдует Чернослов…

 - Нет, я имею ввиду, почему он выбрал именно эту книгу?

 - Не знаю, — снова пожал плечами недовольный тем, что его прервали, Дионисий. — Может, хотел почитать что–нибудь легкое? По сравнению с тем, что читает всегда?

 - Послушай, Дионисий. Ты ведь сегодня обошел чуть не весь дворец. Ты видел других людей — слуг, или дружинников, или бояр, которые… не поддались заклятью?

 - Нет, царица, — не раздумывая, покачал головой хозяин библиотеки. — Все — как неживые, посмотреть — оторопь берет и дрожь колотит.