И стали они жить-поживать

 - Считай, что эта договоренность распространяется на ВСЮ еду, отсутствующую и присут… — перед мысленным взором боярина Порфирия встала ненавистная сырая чудо–юдина, и он, мучительно скривившись, решительно договорил: — Особенно присутствующую.

 Бом, бом, бом, бздынь…

 - Шего они там колотятся, Ларишка, ашь?

 - Дверь нашли, даже с замком настоящим, вот и стучат в нее.

 - И никто не открывает?

 - Бабушка, так некому открывать, это же подземелье!

 - Ешли не открывают, знашит, дома никого нет.

 - Шутница ты, боярыня Серапея… — остановился передохнуть Артамон и обессилено навалился на боковую стенку узкого коридорчика, заканчивавшегося лопатонепробиваемой и ломонепокореживаемой дверью.

 - Ешли я куда ухожу, я всегда клюш под ковриком оштавляю, — не моргнув глазом, продолжила старушка. — Там ешть коврик?

 - Еш… то есть, есть.

 - Вот и пошмотри, вьюноша, шем двери–то шужие ломать, — строго проговорила старая боярыня.

 Артамон прикинул, на что уйдет больше и так не бесконечных сил — на пререкания с занудной старушенцией или на то, чтобы разыскать в грязи и перевернуть почти втоптанный коврик, и выбрал последнее.

 - Надо же… Ключ… — изумленно проговорил он, вертя в руках замысловатый кусок железа. — А я, кажется, замок помял…

 - А ты попробуй, попробуй! — боярин Ефим со свечой нетерпеливо придвинулся поближе.

 - Что там, что там? — подоспел и граф.

 - Ключ нашел, — хмуро буркнул Артамон и, налегая всем телом на затейливо изогнутую штуковину чтобы превозмочь ржавчину, повернул ее в замочной скважине.

 Замок заскрежетал, заскрипел, щелкнул несколько раз и открылся.

 - Что там? Что там? — бояре повскакивали с земли и устремились к открывшейся двери.

 Коллективный вздох разочарования вырвался из всех грудей и загасил огонек свечи.

 - Опять клад… — кисло выразил всеобщее настроение боярин Никодим.

 Это был уже седьмой клад, обнаруженный за время их подземных скитаний.

 Первый они нашли на берегу подземного озера, где в недобрый для себя час напало на них чудо–юдо.

 Побросав мясо, они стали рассовывать золото и серебро по карманам, шапкам и кошелям, сооруженным из шуб, пока не начали рваться подкладки и трещать швы.

 Довольные и разбогатевшие, обошли они с шутками–прибаутками весь небольшой выступ–берег и вернулись к провалу, через который сюда попали, чтобы разобрать завал и двинуться дальше по оставленному ими так поспешно коридору.

 Там степень их довольства начала медленно снижаться: оказывается, разбивать кучу камней с карманами, полными золотых самородков, было чрезвычайно неудобно. Без шуб было холодно. Нести в одной руке тяжелую, так и норовящую порваться шапку, а в другой — лопату было неудобно. Но все бы было ничего и терпимо, но через несколько часов почему–то снова захотелось есть.

 И казавшийся несколько часов назад нелепым выбор был сделан, не задумываясь.

 Высыпав в грязь драгметаллы, бояре, не упоминая о них более ни словом, вернулись на берег озера и набили связанные из легких кафтанов кошели (прочные и теплые шубы снова заняли место на их плечах) мясом.

 Это было шесть кладов назад.

 - Смотрите, смотрите, радость–то какая!!! — ахнула боярышня Арина, как только боярин Ефим снова зажег свою свечу.

 - Ну и что?

 - Ты что — бриллиантов не видела? — с отвращением скользнул хмурым взглядом боярин Амбросий по грудам золотых и серебряных кубков, кувшинов, слитков, ожерелий, статуэток и прочей несъедобной и негорючей дребедени.

 - Вот я и говорю — не везет, так не везет… — поддержала его боярыня Варвара.

 - Да при чем тут бриллианты, дядя Амбросий! Я про сундуки говорю! Деревянные!

 Боярство на мгновение смолкло, но тут же радостно загомонило:

 - И верно!!!

 - Сокровища!!!

 - Радость!!!

 - Вот везет, так везет!!!

 В один миг цвет лукоморского высшего общества вывалил драгоценности, за которые они там, в далекой нереальной прошлой жизни отдали бы все, что у них было, и принялся разделывать на порционные досочки четыре никак не ожидавших такого вот конца сундука.

 Скоро в тоннеле загорелся маленький, отчаянной дымящий костерок эконом–класса.

 Боярыня Конева–Тыгыдычная извлекла из тайника медное шлифованное зеркало размером с тележное колесо и провозгласила:

 - А вот кому сковородку!..

 И был в тот вечер (день? утро? ночь?) пир на весь подземный мир.

 

 

 

 Расчистив пространство тайной сокровищницы — чуть более сухое, чем тоннель — от бесполезных, но чрезвычайно богатых острыми углами предметов роскоши, бояре уже готовились отойти ко сну, когда дверь отворилась, и в воздухе резко запахло.

 - Ф–фу…

 - Кто это?

 - Что такое?

 Бояре у входа схватились за орудия труда, готовые в любую секунду превратить их в орудия обороны.

 - Не бойтешь, это я пришла…

 - Ф–фу, боярыня Серапея… Что ж ты с собой такое амбре принесла?

 - А што, пахнет? — смущенно спросила старуха.

 - Да нет, и не пахнет совсем… — донесся из темноты ворчливый голос боярина Никодима.

 И не успела она с облегчением вздохнуть, как тот продолжил:

 - …а просто смердит.

 - Это я жа поворот в коридор отошла… прогулятьша перед шном… и пошкользнулашь на какой–то гадошти. Там ее тшелая лужа. Перемажалашь вщя, как порощенок…

 Сердобольный боярин Ефим зажег огарочек.