А о том, как я намерен жить дальше, окажись я в интернате, я высказался, опять упоминая свою Книгу. Я сказал, что она не только мой адвокат, но и своего рода моё резюме для работодателей, которые прочтут мою Книгу. То есть я надеюсь, что мои читатели предложат мне такую достойную работу, которая позволит мне вырваться из интерната, снимая или рано или поздно приобретая жильё в собственность. И на это я действительно надеюсь! Слышишь, мой Читатель! Я на тебя надеюсь и в этом маленьком деле как моя работа - жильё, и в большом Деле - моём воцарении!
Прокурор, адвокат и мой законный представитель от органов опеки и попечительства коротко ответили судье, что они не возражают против отправки меня в психоневрологический интернат, после чего судья постановил, что я туда им выписан. Когда я покидал зал заседаний моей (Дружносельской) больницы, где проходил этот выписной суд, заведующая моим (7-ым) отделением больницы Октябрина Ивановна прошептала мне, что я пойду на 8-ое отделение. 23 августа мне дали подписаться то ли в моей просьбе, то ли в моём согласии на помещение меня на общее, непринудительное, отделение, на котором я буду дожидаться интерната не известно сколько по времени. Подписываясь, я даже не поинтересовался, что будет, если я не подпишу эту бумагу, потому что мне и так известно, что ничего для меня хорошего не выйдет: могут и переиграть и оставить меня на 7-ом отделении.
А это, 8-ое, отделение ДПБ, на котором содержаться только ожидающие очереди в интернаты, - особое отделение, на нём, говорят, я смогу пользоваться телефоном и Интернетом для продвижения своей Книги. Я печатаю эти строки 25 августа 2013 года, когда я на 7-ом отделении ещё ожидаю поступления из Гатчинского суда постановления о моей выписке. На следующий день после суда мне неожиданно для меня сделали укол. Я спросил моего врача Сан Саныча, зачем мне укол? Он мне ответил, что отменять лечение (а я принимал в последнее время 2 вида таблеток) надо не резко, а плавно, для чего одна из таблеток заменена мне на 2 раза в месяц производимые уколы. Так что сейчас я не знаю, а гадаю, верить ли мне словам Сан Саныча, произнесённым им на суде, о том, что лечение мне будет производиться и на другом отделении в ожидании интерната, или не верить, поскольку не только мной, но и всеми другими психами-дураками подмечено, что врачам-психиатрам верить нельзя: они любят потянуть с оглашением неприятной для пациентов правды, чтобы пациенты свыклись с возможностью неприятных для них решений врачей.
Только 30 августа из Гатчинского суда пришло в больницу постановление об окончании принудительного лечения меня и о направлении меня в ПНИ (психоневрологический интернат). Это постановление меня неприятно удивило. Ведь в нём указывался мой диагноз, но не тот, который я знал, и о котором мой врач Сан Саныч говорил на суде!, а новый диагноз: приступообразная параноидная шизофрения! Я спрашиваю врача, кем и когда был изменён мой диагноз, который, по моему мнению, стал более тяжёлым, на что Сан Саныч ответил мне, что это секрет, который он не может мне выдать.
- ??? !!!
- Это секретная информация! - только и повторял мой врач на мои вопросы-негодования.
В этот же день меня перевели на 12 отделение. А не на 8-ое! Типа, на 8-ом отделении нет свободных мест, а с принудки я выписан, и далее оставлять меня на 7-ом принудительном отделении нельзя.
Моё пребывание на 12-ом отделении ДПБ
Слава Богу!, здесь на 12 отделении мне разрешили пользоваться компьютером и Интернетом. То есть я могу теперь связаться с заинтересованными в издании моей Книги лицами через Интернет. Наконец-то! 20 сентября тётя Надина привезла мне интернетный модем. И не сегодня, так завтра я выйду в Интернет. Следует упомянуть, что заведующий 12 отделением строго мне сказал, что в своей Книге я не имею права называть своими именами не только никого из медпесонала больницы, но и вообще никого из людей, типа, с моей стороны будет нарушение закона, если я его ослушаюсь его. А именно, мной будет разглашена их личная жизнь. Поэтому мне пришлось переименовывать некоторых персонажей моей Книги, а именно, врачей. Хотя я с этим не согласен, ведь я в своей Книге предаю огласке не их личную жизнь, а их служебную деятельность. Разве нельзя тем же корреспондентам-репортёрам-журналистам освещать деятельность тех или иных людей?