И тут случилась война

– Да усек я, дядь Вань, не бойся, все будет в ажуре. Пацаны у меня крепкие по духу, хотя и маленькие в теле, но это от недоедания. Я к тебе завтра загляну вечером. И это, как его, благодарствую за вино и жрачку, я пойду, а?

– Ух и нравишься ты мне, Васька. Складно чешешь, по-нашему, по-пацански, – похлопал его по плечу Секач. – Проводи его, Клавдия, и яблок дай, пусть своим раздаст, – обратился он к Васькиной маме.

– Идем, Василий, – Клавдия указала рукой на коридор. Перед самой дверью она достала из мешка, стоящего рядом, яблок, уложила их в импровизированный пакет, сооруженный из газеты «Правда», и отдала Ваське.

– На, сынок, накорми своих архаровцев, небось заждались своего предводителя, – с грустинкой в глазах сказала женщина. – И не держи на мать зла, это я попросила Секача тебя к делу приобщить, переживаю я, Василий. Внутри меня беспокойство за тебя и в общем. Что-то в воздухе витает нехорошее, а что, сама не пойму. Батьке не говори, ежели свидишься. И бабуле тожа. Ну, давай, бывай.

Васька вышел из квартиры, держа в двух руках огромный пакет яблок, и зашагал в сторону своего района. Войдя в подвал и вывалив на стол яблоки, он изложил своим пацанам о его сегодняшнем визите и разговоре с главарем шайки. Шпана дружно накинулась на фрукты и принялась бурно обсуждать свое будущее. Так, за яблоками и разговорами, пацаны досиделись до полуночи. Надо было расходиться, и Васька, имея право последнего голоса, объявил:

– Ну все, пацаны, хорош трепать языком, надо с этим всем переспать, а завтра утром на рынке каждый скажет свое решение. По рукам?

– По рукам! – дружно ответили парни.

– Тоды расход. Утро вечера мудренее, – резюмировал Василий и удалился в проеме подвала. Все остальные последовали за ним.

И тут случилась война.

Утро 22 июня 1941 года было омрачено тревогой. Ровно в 4 часа город подвергся массированной бомбардировке со стороны границы и в одночасье превратился в руины. Через три часа наступило затишье, артобстрел прекратился. Воспользовавшись паузой, городская военкомендатура объявила по радио о досрочной мобилизации всего активного населения, способного держать в руках оружие и готового защищать город и страну. Ваську эта новость застала в бомбоубежище, где он и его бабушка пережидали блицкриг. Здесь он твердо решил, что никакой Секач ему не друг и не товарищ, что он, Василий Шальнов, обязательно должен встать на защиту своих пацанов.

– Ба, ты тут, короче, посиди, пока я сбегаю в одно местечко, а после приду за тобой, – сказал Васька твердым и решительным подростковым басом.

– Куды ты, окаянный, собралси? Сидел бы ужо рядом, ан нет, неймется яму. Все дружки его покоя не дають. Тута вона што, война, Василий, – по-матерински осадила его бабушка.

– Не причитай, ба, я туда и обратно.

И с этими словами Василий выбежал из бомбоубежища и направился в комендатуру. Вбежав, нет влетев, в кабинет к коменданту, он с порога выпалил, чтоб его срочно записали в отряд бойцов Красной армии. И что он и стрелять может, и окопы копать, и война его совсем не страшит.

– А годков-то тебе сколько, Василий? – поинтересовался военком.

– Да семнадцать в январе исполнилось, – соврал он.

– Семнадцать, говоришь? Но что-то я тебя не припомню, чтобы ты у нас вообще числился?

Тут в кабинет вошел участковый. При виде его у Васьки внутри все сжалось.

– Погляди, Степаныч, какие бойцы рвутся в армию, у них еще молоко на губах не обсохло, а они уже на войну, – обратился военком к участковому, и тут же добавил Ваське: – Ты хоть знаешь, что такое война, что такое смерть?

Васька виновато опустил голову.

– Во как! С чем пожаловал, Степаныч? Тож на войну хошь? О как, а кто же порядок будет в городе блюсти, от воровства, от мародерства?

– Я, товарищ майор, на войну хочу, тут и без меня есть кому порядок блюсти. Мне Родину защищать совесть велит. А мальца я этого знаю, бывал он у нас в отделении, и не раз. Отчаянный, сорвиголова, но так вроде надежный, своих не выдает.

– А лет-то ему сколько? Уж больно молод, этот твой сорвиголова.

– Семнадцать вроде исполнилось, – соврал участковый.

– Вроде?! Вот все у вас как не у людей, а где его документы? Почему в комендатуре их нет? – строго спросил комендант.

– Он дворовый, бродяжничал, вот, видать, не встал к вам на учет, зато у нас был частый гость.

– Хорошо, Степаныч, поверю тебе на слово. Вечером формирую первый батальон для отправки на линию. Пойдешь под началом Степаныча?

И Васька, и участковый одновременно застыли в удивлении и, словно по команде, дружно вскричали:

– Да!

– Ты-та чё дакаешь? – грозно спросил военком. – Чё, родители живы?

– Да живы у него родители, только отец совсем спился, бродяжничает по вокзалам, а мать, она… – повесил паузу участковый. – Я после тебе все обрисую, майор.

– Ну, давай, воин, иди, собирайся, а я тут с майором потолкую.