И ты познаешь любовь

Питер Прост, тридцатипятилетний сотрудник частного рекламного агентства «Ходжер», появился в поле зрения Генриха буквально на второй день его вступления в должность. Генрих не мог даже вспомнить, с каким вопросом Прост обратился тогда к нему. Через пять минут они были уже на «ты», а через час сидели в кафе напротив «Швейцеришен банкферейна». С первой минуты их знакомства Питер понравился Генриху. Он по характеру был похож на Ганса Вольфа, друга детства Генриха. Та же раскованность в общении с людьми и неуемная энергия, которую они оба направляли на то, чтобы привлечь к себе внимание женщин. Правда, Ганс, когда знакомился с женщиной, почти всегда влюблялся в нее, считая, что наконец-то встретил ее… единственную и неповторимую. Питер же был заведомо уверен, что бросит женщину, как только та уступит его мужским домоганиям, поскольку утратит для него всякую привлекательность. Питеру доставляло большое наслаждение добиваться своей цели, а не пожинать плоды своих любовных побед. Прост был женат на Мэрилен – единственной дочери миллионера Зиглера. Но он никогда не любил об этом распространяться. Его тесть – совладелец фирмы «Ротманс Интернэшнл», выпускавшей сигареты – был человеком крутого нрава, и на желание дочери выйти замуж за Питера ответил категорическим отказом. Он считал это очередным ее капризом. Но Зиглер совсем не знал свою дочь, которая не покорилась его воле и соединила свою судьбу с Простом. Они были женаты почти четырнадцать лет и жили на деньги, которые Питер получал, работая в рекламном агентстве. Единственный подарок, который сделал Зиглер своей дочери, был великолепный дом, расположенный в живописном месте на вершине горы. Он был построен для Мэрилен в то время, когда она еще не была замужем, но сделан предусмотрительно большим, чтобы в случае ее замужества было где разместить мужа и детей. В этом доме и жил Питер с женой. Детей у них не было, и это очень омрачало их жизнь.

– Волнует ли меня что в этой жизни? – Прост усмехнулся и, убрав руку с лица, тихонько забарабанил по краю стола. – Знаешь, Генрих, когда я был значительно моложе, то увлекался живописью, мечтал даже стать художником.

Генрих удивленно вскинул глаза на Питера.

«Положительно сегодня день сюрпризов», – подумал он и вслух произнес:

– Ты никогда мне об этом не рассказывал.

– Возможно. Давно это было. Зеленый я был тогда и наивный, мечтал о славе и мировой известности, поскольку считал себя талантливым. Когда мне исполнилось восемнадцать лет, поехал в Цюрих поступать в художественную академию. И, представь себе, на первом же экзамене провалился. Я не поверил… нет, этого не может быть, это ошибка. На следующий год – я опять в числе абитуриентов, и снова провал. «Молодой человек, вы безнадежно бездарны, – был приговор одного из профессоров академии. – Не тратьте попусту время, а займитесь лучше делом, которое соответствует вашим способностям». И опять я не поверил, больше того, разозлился и решил доказать всем, что они неправы. Нашел одного более-менее известного художника и стал брать у него уроки рисования. Учитель мой стойко занимался со мной два месяца, а на третий не выдержал. Он сказал мне почти то же самое, что и профессор в академии, только более корректно. Его устраивали деньги, которые я платил ему за работу, и поэтому он два месяца боролся с искушением потерять их. Но профессиональная гордость победила. После этого я долго не мог устроиться на работу. И вот однажды я прочитал в газете объявление рекламной фирмы «Ходжер», которая приглашала на конкурсной основе на работу художников-дизайнеров. Я решил рискнуть. И, на мое счастье, меня приняли. Художник из меня не получился, зато за годы работы в агентстве я стал неплохим специалистом в области рекламы.

– Слушай, рекламный работник, – Генрих не смог сдержать улыбки, – а что ты скажешь об этом?

Генрих протянул Просту эскиз, сделанный Ольгой.

Питер, рассматривая рисунок, прищурил глаза.

– Недурно, черт возьми, совсем недурно. Линии живые, легкие, подвижные, как бы сделанные с налета. Я бы сказал, это – музыка линий и штрихов. Генрих, откуда у тебя этот рисунок? Хотя постой… это же портрет девушки, которая выпорхнула из твоего кабинета. Точно, эта она. Генрих, скажи, а тебе не показалось, что я понравился ей? – Прост самодовольно улыбнулся, закинул ногу на ногу и щелкнул языком. – Думаю, мне следует познакомиться с ней поближе.

– Питер, прошу тебя, держись от этой девушки подальше.

– Почему? Впрочем, если ты сам имеешь на нее виды, тогда другое дело. Я никогда не встану на пути своего друга.

– Нет, я никакого отношения не имею к этой девушке. Но, зная тебя, не хочу, чтобы ты сделал ей больно, – категорично заявил Генрих, взял из рук Проста рисунок и положил на стол.

– Ты обижаешь меня. Что, по-твоему, означает «Сделать девушке больно»? – философским тоном вопросил Прост и погладил коленку. – Разреши мне дать тебе совет: никогда не решай за других. Человек непредсказуем, что плохо для тебя, для другого – рай небесный.