И у палачей есть душа

Не имея возможности быстро достать документы, я решилась их подделывать. Следовательно, мне было необходимо добыть официальную печать немецкой армии, чтобы штамповать пропуска. Однажды, зайдя в маленькую комендатуру в Сен-Жюльен- ль’Ар, я увидела целую кучу печатей среди вороха бумаг на большом дубовом канцелярском столе. Я пришла, чтобы возобновить собственный пропуск. Несомненно, это были нужные печати.

Итак, надо было не только утащить печать, но и убедиться, что кража прошла незамеченной.

Очень вовремя кто-то окликнул изнывавшего от скуки сержанта, явно иначе представлявшего себе военную славу. Он вышел секунд на тридцать. За это время я как раз успела перевернуть все семь печатей и убедиться, что они одинаковы. В таком беспорядке одной печатью больше или меньше — никто не заметит. Я успела спрятать одну в сумку, прежде чем сержант вернулся, и подарила ему улыбку, скрывшую усиленное сердцебиение. Это было для меня огненное крещение. Но он, бедняга, увидел только юношеское волнение…

В Париже, начиная с 1943 года, я возобновила подобные операции, особенно в занятых немцами конторах на авеню Марсо. Здесь я испытывала большую робость. Суровый и холодный вид офицеров, служивших в столице, заставлял меня леденеть от страха, и я с сожалением вспоминала добродушную безалаберность сержанта в Пуату. Пропуска были также существенно необходимы и здесь, и я продолжала их фабриковать в комнатке на рю Молитор.

После печатей пришла очередь и для карт. Однажды, на пороге парижской квартирки, служившей нам генеральным штабом, мы нашли записочку от одного из наших корреспондентов, постоянно связанного с Лондоном. Он просил добыть немецкие карты, в особенности карты западного побережья.

Позднее мы поняли связь между этим требованием и высадкой союзников в 1944 году. В тот момент мы не стремились узнать, зачем они нужны. Для всех, так или иначе принимавших участие в Сопротивлении, существовало золотое правило: не стремиться все знать, все понять, пока между тобой и собеседником не установится полное, глубокое доверие.

Необходимость привела нас в Амьен. Друзья наших друзей нуждались в человеке, бегло говорящем по-немецки, чтобы ходатайствовать о чем-то перед немецкими властями. Этим легко было объяснить мое появление в комендатуре небольшого городка, расположенного на севере департамента Сомм; название его я с течением лет позабыла.

Во время встречи я заметила пакет из больших, сложенных в восьмеро листов. Это явно были карты генерального штаба. Около дюжины их лежало на верху этажерки. Добыть их было сложнее, чем печати. К счастью, моя официальная просьба была довольно сложной, и офицеру пришлось обратиться к вышестоящему начальнику. К большому моему удивлению, офицер вышел из комнаты, оставив меня одну. Быстрый взгляд, брошенный кругом, чтобы убедиться, что никто не смотрит на меня снаружи, и я забралась на стул и добралась до карт. Затем я услышала шаги подымавшегося по лестнице офицера. Не дожидаясь, когда он поднимется на этаж, я схватила и развернула одну из карт, торопливо и неловко.

Это были карты Дюнкерка и окружающей области, все одинаковые, помеченные черным маркером, покрытые значками, которые некогда было расшифровывать. Я слезла со стула и сунула карты в сумку. Я как раз успела сесть на прежнее место, прежде чем он вошел. Его испытующий взгляд выражал недоверие. На его столе все стояло на месте. Это его явно успокоило. Меня, напротив, охватило сильное беспокойство, когда я осознала, что в спешке не поставила на место стул, который схватила, чтобы залезть на верх этажерки. Стул по-прежнему стоял на видном месте у самой этажерки. Охваченная страхом, я думала теперь только о том, как побыстрее окончить дело. Понял ли солдат, что произошла кража? Я этого никогда не узнала и не стремилась узнать. Карты были у меня. Принесли ли они пользу? Еще один вопрос, который, в сущности, меня не касался. Задание было выполнено, и мне оставалось только передать плоды моей эскапады ожидавшим. Почтовый ящик был устроен позади дома, стоявшего на заболоченной земле Амьена.

В течение нескольких недель передо мной и двумя моими товарищами стояла единственная цель — добыть другие карты. В целом, по нашим расчетам, мы добыли 75 кг карт, которые позже были переданы в Англию. Летом 1944 года, следя за продвижением войск союзников от Нормандии к Парижу, я не могла не подумать, что наши мелкие кражи сыграли свою небольшую роль в этих действиях. Если это было так, то в этом была наша награда.

Мы не получили ни расписки в получении, ни благодарственных писем. Во время войны соблюдение тайны плохо уживалось с вежливостью. Но эти события говорили больше, чем слова.