И улыбнется счастье…

Она обняла Аську за плечи, прижала к себе, и они стояли так, молча: Аська плакала, а Виолетта, как ни старалась, не могла, хотя и знала, что со слезами всегда уходит боль и печаль. Но что поделаешь? «Когда-нибудь я просто задохнусь от количества печали, живущей во мне», — подумала она мрачно, немного завидуя Аське.

— Аська, давай я заварю чай, — предложила она. — Насыплю туда мяты и валерианы, потому что тебе надо бы успокоиться. Дай сюда эту чертову рыбу — пока ты ее прижимаешь к сердцу, в твою голову лезут воспоминания, а от них пора избавиться. Можешь мне поверить, я-то это знаю…

Аська знала. Она кивнула, как ребенок, послушно отдала Виолетте сверток и села в уголок, наблюдая, как Виолетта заваривает чай.

Виолетта лучше ее постигла науку страданий. И сейчас она была спокойной, только лоб немного нахмурила и деловито заваривала чай, иногда посматривая на Аську испытующе: успокоилась ли она хоть немного?

— Тебе это не смешно? — тихо спросила Аська.

— Что? — удивилась Виолетта.

— Ты столько всего пережила, а я убиваюсь так из-за кота.

— Нет, не смешно, — тряхнула головой Виолетта. — Я тоже из-за кота сейчас убиваюсь. Просто этого не видно. Я ведь не умею так, как ты, хотя и завидую тебе. А у меня какая-то внутренняя окаменелость. Я даже иногда думаю, заплачу ли я, если, не дай Бог, что-то случится с Любкой. Или останусь такой же вот женой Лота. Соляным столпом. Так что я тоже переживаю и ничего смешного в этом не вижу. Коты лучше некоторых людей в миллион раз. Почему же из-за них нельзя плакать?

— Это все было так неожиданно, непонятно… Что с ним могло случится?

— Может быть, он упал неудачно, — пожала плечами Виолетта. — Ты же знаешь, как он любил лазать на верхние полки. Хотя мне кажется, это потому, что коты умеют забирать у человека боль. Он слишком долгое время провел с моей Любкой. Так что давай думать, что наш кот был героем. И умел любить…

Она налила Аське чай и сама села напротив, глядя на ее припухшее от слез лицо, еще более детское сейчас.

— Аська, — сказала она, — надо с этим просто смириться. Надо вообще научиться науке смирения. Иначе долго не продержишься. Понимаешь, я ведь и сама раньше этого не умела, но потом поняла — что-то я не в состоянии изменить, что-то свершится неминуемо, и надо привыкнуть к мысли, что от меня ничего не зависит. Понимаешь?

Аська кивнула.

— Я это к тому говорю, что с этим знанием все переносится легче.

Аська даже попыталась робко улыбнуться.

«Слава Богу, — подумала Виолетта, — она уже начинает привыкать к боли».

Митя сразу заметил, что с Аленой творится неладное. Она разговаривала с ним вполне нормально, даже улыбалась ему — и в то же время иногда он ясно различал в ее глазах ярость и злость.

— Кажется, сегодня с пляжем облом, — сказала она. — Ничего, я немного прогуляюсь и полежу, почитаю. Меня уже достал активный отдых.

Она и в самом деле куда-то ушла, потом вернулась, но к Мите не зашла. Он слышал только, как хлопнула дверь ее номера.

Он пытался позвонить Асе, но там никто не брал трубку, и Митя решил, что Аси нет дома. Так что ему ничего не оставалось, как уткнуться в книгу'. Правда, читать он не мог: то и дело вспоминалась ночь — такая странная и теперь такая нереальная, была ли она вообще? Уж очень сказочным казалось «ночное рандеву». Как эхо из приемника лилась именно эта песня, отчего-то придавая Митиным воспоминаниям пошловатый оттенок. Он чертыхнулся, выключил приемник и остался в полной тишине. Еще раз набрал Асин номер, но снова никто не ответит.

Митя растянулся на кровати, глядя в потолок, и сам не заметил, как заснул. Ему снились ночные облака и ветер и Аська, которую этот ветер уносил от него прочь, а он все бежал и бежал за ней и ругал себя за то, что не удосужился научиться летать.

Проснулся он от стука в дверь, когда в номере уже поселились сумерки. Он тряхнул головой, прогоняя остатки дремоты, и открыл дверь.

— Выспался? — поинтересовалась Алена с ледяной улыбкой. — Поехали. Нас ждет Аська.

Она пошла вниз, не дожидаясь, когда Митя придет в себя. А Мите показалось, что она считает его виноватым. Да и вот странность — он и сам почему-то начал испытывать непонятное чувство вины. «Но ведь я не ее собственность!»

Все-таки он оделся, спустился в холл. И замер, удивленный. Алена стояла, низко наклонив голову, странно улыбаясь, и разговаривала с невысоким парнем, одетым в светло-бежевый костюм. Только присмотревшись внимательнее, Митя узнал в ее собеседнике «кожаного».

— Куда же вы делись, дорогая леди? — спрашивал Алену Дыня.

«Он все еще пытается играть», — отметила про себя Алена. Странное дело — теперь, когда она знала его кличку, он потерял всю свою загадочность. Теперь он даже не был наполнен дьявольской притягательностью зла — просто Дыня…

Она невольно усмехнулась. Теперь он был просто шутом. Паяцем. И не более того. Ды-ня…

— Спать очень хотелось, — сказала она. — Время было позднее… Или раннее. Просто захотелось мне спать. Вот я и ушла.